неприветливое серое небо, где мелькали последние обломки молний.
Хэнк бросился к горбуну, стоявшему у машины. На ходу, пробегая мимо балагана, вырвал из земли костыль, один из тех, на которых крепился брезент.
Хэнк ударил горбуна металлическим костылем по колену и отпрыгнул в сторону.
Горбун взвыл и начал падать вперед.
Падая, он вцепился снова в рукоятку мотора, но Хэнк уже был возле него и, размахнувшись, ударил костылем по пальцам. Горбун взвыл, отпустил рукоятку и попытался было лягнуть Хэнка. Хэнк поймал ногу, дернул, горбун поскользнулся и упал в грязь.
А «чертово колесо» все крутилось, крутилось.
— Останови, останови колесо! — закричал то ли Джозеф Пайкс, то ли мистер Куджер...
— Не могу подняться,— стонал горбун.
Хэнк бросился на него, и они сцепились в драке.
— Останови, останови колесо! — закричал мистер Куджер, но уже не такой, как прежде, и уже другим голосом, спускаясь, в ужасе взлетая опять в ревущее небо «чертова колеса». Между длинных темных спиц пронзительно свистел ветер.— Останови, останови, скорее останови колесо!
Бросив горбуна, лежавшего на земле, беспомощно раскинув руки, Хэнк вскочил на ноги и кинулся к гудящей машине. Начал остервенело по ней бить, гнуть рукоятку, совать попавшие под руку железки во все пазы и зазоры, стал лихорадочно привязывать рукоять веревкой.
— Останови, останови, останови колесо! — стонал голос где-то высоко в ночи, там, где сейчас из белого пара облаков выгонял луну ветер.— Оста-нови-и-и...
Голос затих. Внезапно все вокруг осветилось — ярко вспыхнули все фонари на площадке. Из балаганов выскакивали, мчались к колесу люди. Хэнка подбросили вверх, потом на него посыпались градом ругательства и удары. Где-то рядом послышался голос Питера, и на площадку выбежал задыхающийся полицейский с пистолетом в вытянутой руке.
— Останови, останови колесо!
Голос звучал как вздох ветра. Голос повторил эти слова снова и снова.
Смуглые люди, приехавшие с аттракционами, пытались остановить мотор. Но ничего не получилось. Машина гудела, и колесо вращалось, вращалось. Тормоз заклинило.
— Останови! — прошелестел голос в последний раз.
И — молчание.
Высоченное сооружение из электрических звезд, металла и черных корзин, «чертово колесо» безмолвно совершало свой путь. Ни одного звука не слышно было, кроме гудения мотора, пока мотор не заглох и не остановился. Еще с минуту колесо крутилось по инерции, и на него, задрав головы, глядели все, кто приехал с аттракционами, глядели Хэнк и Питер, глядел полицейский.
Колесо остановилось. Привлеченные шумом, вокруг уже собрались люди. Несколько рыбаков с озера, несколько железнодорожников. Колесо жалобно взвизгивало, стонало, тянулось вслед за улетающим ветром.
— Смотрите, смотрите! — почти разом закричали все.
И полицейский, и люди, приехавшие вместе с аттракционами, и рыбаки — все посмотрели на черную корзину в самом низу. Ветер, дотрагиваясь до корзины, мягко ее покачивал, тихо ворковал в вечерних сумерках над тем, что было в черной корзине.
Над скелетом, у ног которого лежал бумажный мешок, туго набитый деньгами, а на черепе красовался коричневый котелок.
Перевел с английского Ростислав Рыбкин
Фиесто в Тинео
Рано утром я выехал из Овьедо, столицы Астурии, в небольшой поселок Тинео, который считается чуть ли не самым древним на земле: по преданию, его основал внук библейского Ноя, а позже красоту Тинео восторженно описывал Вергилий. Я спешил на традиционный местный праздник, один из немногих сохранившихся с давних времен до наших дней. Ранним августовским утром жителей поселка будят звуки волынок и барабанов. По узким кривым улочкам не спеша движется шествие народных музыкантов, одетых в национальные костюмы. Сразу же поднимаются и стар и млад — пришла пора долгожданной фиесты, приуроченной к окончанию сенокоса. Возбужденные, радостные, люди наскоро завтракают, надевают заранее приготовленные наряды и по запруженной до предела дороге спешат в горы. Поднимаясь вместе с поющей и пляшущей на ходу толпой, в которой преобладают красно-черно-белые тона платьев, сюртуков, юбок, панталон, платков, шапочек, невольно заражаешься духом веселья, азарта, беззаботности. Ровно в километре от села находится просторная поляна, где испокон веков устраиваются празднества. Утраченное в скученных городах веселье продолжает жить и бережно храниться лишь на селе. В старинных обрядах и костюмах, в чарующих звуках волынки и многоголосом пении, очень напоминающем грузинское, лучше всего раскрывается душа астурийца. Песни, передаваемые из поколения в поколение, чаще всего поются на языке бабле, древнем наречии местных жителей. В городах он практически забыт, а здесь, в деревне, на нем говорят и взрослые и малыши. В местных школах ребята изучают латынь, причем для них это совсем не мертвый язык, а основа родного бабле. Кстати, совсем недавно в Овьедо создана специальная академия астурийского языка, который отныне официально будет именоваться не бабле, а бале. Между тем люди на поляну все прибывают и прибывают. Едут на машинах из ближайших городов. Тянутся на телегах, на осликах, идут пешком из окрестных селений. Ведь такое можно увидеть только в Тинео и всего раз в году. Астурийцы с нетерпением ждали этого дня, в который, если верить преданиям, никогда не бывает дождя, зато всегда приветливо светит солнце. Можно не верить в бабушкины сказки, но в тот августовский день действительно на небе не было ни единого облачка.