Тем временем я продолжал подбирать экипаж. У меня уже был список на шесть человек:
«Начальник экспедиции и геолог — Жан Бурна; заместитель начальника — Бреффор: зоолог и ботаник — Вандаль; штурман — Мишель Соваж; геологоразведчик — Бельтер; механик и радист — Поль Шеффер».
Оставив незаконченный список на столе, я куда-то вышел, а когда вернулся, внизу смелым почерком Мартины было приписано: «Санитарка и повариха — Мартина Соваж».
И вот настало утро голубого дня, когда мы заняли свои места в машине.
Я был взволнован, счастлив и распевал во все горло. Мы проехали мимо развалин, потом вдоль полотна узкоколейки по новой, едва намеченной дороге, выбрались к руднику и двинулись дальше, в степь, по серой теллусийской траве.
Сначала то здесь, то там еще попадались земные растения, но вскоре они исчезли. Через час последняя колея, самая крайняя точка, до которой мы доезжали во время наших разведок, осталась позади. Перед нами была неведомая планета.
Легкий западный ветерок волновал траву, и она с сухим шелестом ложилась под колеса грузовика. Почва была твердой и удивительно ровной. Серая степь расстилалась вокруг насколько хватает глаз. На юге по небу плыли редкие белые облачка, «обыкновенные облака», как заметил Мишель.
В полдень мы остановились и первый раз позавтракали «под сенью грузовика», как выразился Поль Шеффер, сенью скорее воображаемой, чем реальной. Хорошо еще, что нас освежал слабый ветерок.
Мы весело попивали винцо, когда трава рядом с нами вдруг зашевелилась и оттуда выскочила огромная плоская «гадюка». Не дав нам опомниться, она ринулась вперед и впилась прямо в левую переднюю шину грузовика, которая тотчас начала с шипением оседать.
— А, чтоб тебя! — выругался Поль, прыгнул в кабину и выскочил обратно с топором в руках.
— Не испортите ее, прошу вас! — кричал Вандаль, но Поль уже одним ударом рассек змею.
— Должно быть, эта добыча показалась ей суховатой, — проговорил Мишель, пытаясь разжать челюсти «гадюки». Для этого понадобились клещи. Размонтировав шину, мы убедились, что желудочный сок этой твари обладает невероятной силой: резина сморщилась, а корд вокруг прокола растворился бесследно.
— Прошу прощения, — Мишель повернулся к останкам плоской змеи. — Я не знал, мадам, что вы можете переваривать каучук!
К концу третьего дня мы проехали 650 километров и заметно приблизились к горам. Местность менялась: теперь вокруг были цепи холмов, вытянутые с юго-запада на северо-восток. Между двумя такими цепями мне удалось сделать очень важное открытие.
Уже вечерело. Мы остановились у подножия красноватого глинистого холма, на котором даже трава не росла. Захватив автомат, я вылез из грузовика и отправился прогуляться. Шел я не торопясь, поглядывал время от времени на небо и раздумывал над тем, можно ли применять на Теллусе законы земной геологии. Когда я уже склонялся к положительному ответу, мне почудилось ч воздухе что-то странное очень знакомое. Я остановился. Передо мной было небольшое маслянистое болотце со скудной растительностью: из воды, затянутой радужной пленкой, торчали кое-где пучки рыжей, ржавой травы. Я чуть не подскочил: от болотца тянуло нефтью!
Я приблизился. Там, где болото слегка вдавалось в берег, на поверхность вырывались пузырьки газа. От огня зажигалки они легко вспыхивали, но это еще ничего не доказывало: обыкновенный болотный газ тоже горит. Но радужная пленка... По всем признакам, здесь была нефть, и, очевидно, на незначительной глубине. Значит, мы сможем ее добывать.
Сразу же за цепью холмов перед нами предстала могучая горная гряда со снеговыми вершинами. Центральная была особенно хороша! Ее гигантские размеры поражали глаз. Черная как ночь под ослепительной снежной шапкой, эта гора стояла на равнине огромным конусом.
Теперь мы держали курс на черного великана. Мишель сделал прикидку, быстро вычислил его высоту и даже присвистнул:
— Ого! Не меньше двенадцати тысяч семисот метров!
Сначала мы двигались к подножию Пика Тьмы без происшествий, но вдруг перед нами возникло почти непреодолимое препятствие.
Местность резко пошла пол уклон, и мы увидели внизу, в долине, реку. Не очень широкая, всего метров двести, она была глубока и стремительна, с черной жуткой водой. В память о родном крае я назвал ее Дордонь. Гидры вряд ли могли обитать в ее быстрых водах, но на всякий случай следовало держаться настороже.
Мы двинулись вверх по течению, надеясь отыскать более подходящее место для переправы, и к вечеру неожиданно достигли истоков реки: уже глубокая и полноводная, она вытекала из-под известнякового обрыва, поросшего кустарником. Нелегко было провести машину по этому скалистому мосту, заваленному крупными обломками и пересеченному рытвинами, но в конце концов нам это удалось. По противоположному берегу мы спустились немного ниже и повернули теперь уже прямо к Пику Тьмы.