Усто Умар встречает гостей спокойно и немногословно, как бы давая возможность осмотреться и привыкнуть. Навес, увитый лозой, гроздья винограда, прозрачные от солнца, ковры и пестрые подушки на полу, расписные сундуки — двор и старая половина дома остались за стенами мастерской, но не исчезли, не забылись: мастерская была их продолжением. На полу, на полках теснились блюда, игрушки, хумы, чайники — все то, чему место в жилище или на дворе, в хозяйстве.
Усто Умар обвел взглядом свой домашний музей, переставил на свободную полку стадо игрушечных верблюдов и достал глиняную дощечку, уставленную фигурками.
— Смотрите, — сказал мастер, — это мой отец лепит хум. Кувшин на 150 литров! А это мой дед обрабатывает тандыр...
Печь для лепешек, похожая на перевернутую пиалу без дна, доходила глиняному человечку до пояса. Казалось, его руки гладят стенки тандыра нежно и сильно, чтобы ни бугорок, ни шероховатость не оставили рубца на лепешке. Тандыр лепили из глины с примесью шерсти, лепили вручную, не обжигая, а только высушивая на солнце.
— А вот мой прадед крутит гончарный круг...
Я невольно взглянула на гончарный станок — чарх, стоявший в углу мастерской. Да, это его изобразил усто Умар: та же ложбинка, выбитая ногой кулолгара. Ногами многих кулолгаров.
— Этот круг достался мне от отца, — сказал мастер. — Я и сейчас на нем работаю. На электрический переходить не хочу: трудно регулировать скорость. Когда какая скорость нужна — чутье подсказывает. Это — мгновенье! Упустишь его, смотришь — и уж не та форма, что задумал...
Мастер склоняется над кругом. И уже не замечаешь морщин на его лице, седого клинышка бороды и красноватых от постоянного напряжения глаз. Видишь, как сильные пальцы мнут серый ком глины, как напряглись икры ног в ожидании нужного движения, как сосредоточен и весел стал взгляд...
На полках стояли синие, коричневые, желто-палевые блюда; их покрывал сложный рисунок: тонкие ветви, длинные листья, лучи солнца, угловатые согдийские письмена и арабская вязь. Чайник, похожий на купол мавзолея, расписанный синим. Темно-коричневые, витые, устремленные, как минареты, ввысь вазы. Сосуд для воды будто тело птицы. Трехрогие архары, драконы, единороги. Верблюд, баран, куропатка. Свистульки — птицы ли, звери ли о двух лапах. Игрушки терракотовые, расписанные по розоватому фону рыжим, белым и черным.
Все тот же материал в руках усто Умара, что и в руках его предков, тот же инструмент — гончарный круг и десять пальцев, даже эскизы, как прежде, — в голове. Но исчезла необходимость день ото дня снабжать всю улицу глиняными тарелками и пиалами: есть стекло и фарфор, алюминий и пластмасса. Исчезла утилитарность, которая была главной в предметах, сходивших с гончарного станка предков усто Умара. Усто Умар устремился на поиски красок и линий, которые могли бы передать неповторимый колорит самаркандской земли. Интересно, какую форму обретет завтра мастерство кулолов из семьи Умара Джуракулова? Художник показал одну из первых «глиняных» работ своего внука, студента-историка Самаркандского университета. То был макет мавзолея Гур-Эмир. Работа была еще робкой и слишком точной, но в этой точности угадывался интерес к архитектуре. Может быть, здесь, на пересечении этих линий — мастерства куполов и влечения к архитектуре, — лежат его открытия?..
Впрочем, поиск поиском, а посуда из глины, привычная и удобная, не уходит из быта. В лавочках мастеров, что рядом с базаром, по-прежнему крутят на гончарном круге пиалы, горшки, кувшины. И до чего естественно, органично смотрится в разноцветье базара — среди сизого, зеленого, желтого винограда, красных стручков перца, охапок зелени — скромный блеск глиняной посуды! Конечно, на этих кувшинах и горшках не увидишь сейчас «оберегов» — значков, которые ставили старые мастера, желая преумножить воду и пищу, уберечь от «дурного глаза». Но плавные линии сосудов до сих пор напоминают о том, что испокон веков посуда была символом женского созидательного начала...
На прощание усто Умар взял в руки золотое, как солнце на закате, блюдо и прочитал коричневый орнамент букв:
— «Приходите к нам в гости, будем есть плов с этого блюда... Как съедите плов, скажите спасибо... Как хорошо после плова зеленый чай попить из голубого чайника... Чтоб улыбка не сходила с наших лиц и чтоб всегда был мир».
Стихи были усто Умара.
С крыши высотной гостиницы «Самарканд» виден весь город. Виден подробнее, четче и ближе, чем с вершины Чупан-ата, куда поднимаются всякий раз, чтобы взглянуть на фиолетовые отроги Тянь-Шаня, разлив и отмели Зеравшана, на бег желто-серых сглаженных холмов, ныряющих в море зелени...