Стриндберг покачал головой, но ничего не сказал.
— Он с самого начала был настроен на провал. Уже через тридцать часов, точнее — через тридцать два часа, он считал, что мы все, не только он один, а все трое можем с гордостью умереть.
— Я уже читал это, — сказал Стриндберг. — Давно. Просыпался ночью, брал его дневник и читал. В старое доброе время, когда ночи еще были светлые.
— Ты давно перестал писать письма Анне, — заметил я.
— Да, — ответил он. И добавил улыбаясь: — Только не пытайся прочесть их тайком. Не сумеешь. Я стенографировал.
Мы вышли и продолжали строить дом.
На другой день мы снова обсудили наше положение.
— У нас крепкий дом, — сказал я. — Провианта хватит на всю зиму, и, наверно, удастся подстрелить еще несколько тюленей и медведей. Но и прорех много. Например, вот эта свеча предпоследняя из моего запаса. Скоро наступит долгая ночь, на много месяцев. Со светом мы что-нибудь придумаем. У нас все шансы выдержать зимовку. Но нам не надо больше тащить сани. Конец нудным переходам, которые нас так изматывали. В этой хижине с нашим провиантом мы будем сидеть почти без дела не неделю, не месяц, а около полугода.
— К чему ты клонишь? — спросил Андре.
— Трения, — сказал Стриндберг.
— Вот именно, трения. Они неизбежны. Мы должны держать себя в руках, не раздражаться, не затевать слишком бурных споров. У нас будет вдоволь времени поразмыслить, и я боюсь, что тебе, Андре, придется выслушать немало горьких истин о твоем безумном плане лететь к Северному полюсу на воздушном шаре.
— Я тебя не уговаривал, — сказал Андре.
— Вот уже, — ответил я, — начало спора, который легко может перейти в ссору. Но нам надо сдерживаться. У нас есть жилье, есть провиант, попытаемся перезимовать спокойно.
Восемь часов спустя наша льдина начала разламываться со страшным грохотом и гулом. Вода проникла в спальню. Мы выбрались из спального мешка и выскочили наружу.
Перед самым входом разверзлась трещина шириной около двух метров, и наше имущество оказалось разрозненным на отдельных маленьких льдинах.
Это было утром, стоял сильный мороз, хорошо хоть, ветер слабый. Мы подтащили лодку за якорный трос к нашей льдине и принялись собирать имущество.
Больше всего пришлось повозиться с двумя медвежьими тушами, они лежали рядом на маленькой льдине, которая едва выдерживала их тяжесть. Мы отбуксировали льдину к нашему дому. При этом и Стриндберг и я провалились в воду.
С двумя тюленями, которых мы еще не успели переправить в нашу кладовую, оказалось легче справиться.
Мы переоделись. Промокшая одежда смерзлась так, что легко могла сломаться.
К вечеру практически все было спасено и сложено на оставшейся части нашей льдины.
Примус не капризничал, и мы плотно поужинали супом из тюленины — деликатес, который совсем несложно приготовить: тюленина в несколько минут разваривается в кашицу.
Стриндберга и Андре мучили ноги — нарывы, судороги. Я на сей раз чувствовал себя сносно.
В спальне нельзя было лежать. Торцовая стена отстала от льда, и в просвет текла вода из новой трещины.
Мы расстелили спальный мешок в соседнем отсеке, легли и через несколько минут уснули, не обмолвившись ни словом о событиях истекшего дня.
На другой день, 3 октября, проснулись поздно.
За ночь трещины закрылись, но, несмотря на мороз, лед не смерзся. Остатки нашей льдины были окаймлены низкими торосами из небольших глыб, которые то опускались, то опять всплывали, причем из щелей сочилась вода.
Наша льдина напоминала грушу в разрезе; хижина стояла в самом узком конце. Задний торец навис над битым льдом; в нескольких метрах перед другим торцом, напротив входа, колыхался низкий торос. Одну длинную стену составляла уже упомянутая глыба выше человеческого роста; ее подводная часть, по нашим расчетам, уходила вглубь метров на пятнадцать-двадцать.
В остальном льдина представляла собой почти правильную окружность около тридцати шагов в поперечнике.
Температура упала ниже десяти градусов; ветер — слабый зюйд-вест, густая облачность, но видимость вполне приличная.
Андре считал, что надо строить дом посередине льдины.
— На старый нельзя полагаться, — сказал он. — Рано или поздно глыба оторвется, подскочит, опрокинется и все разрушит. Глыба большая, — продолжал он, — но мы видим лишь около одной десятой. Остальное скрыто под водой. Точно не знаю, но похоже, это огромный ледяной столб. До сих пор он стоял вертикально, потому что вмерз в большую льдину, но теперь льдина раскололась. Через несколько дней, а может быть и часов, столб оторвется, поднимется над водой и рухнет, это будет что-то страшное.