Миллионер? А когда мы подходили к заводу, он сидел у входа в одном кружке с рабочими и вместе с ними потягивал чай.
Мы вновь катим по Сен-Луи, бывшему административному центру колониального Сенегала. Город расположился в устье реки Сенегал, давшей название стране, по двум ее берегам, и выходит к океану. Наиболее старая его часть покоится на острове Н"Дар. Сен-Луи основали в 1659 году французские купцы. Они наживали богатства за счет широкой торговли с внутренними районами. «Опорный пункт» первых колонизаторов переходил от французов к англичанам, голландцам, обратно к французам — в зависимости от того, насколько сильна и могущественна была метрополия... Не случайно во второй половине XVII века французы укрепились в Сен-Луи и назвали город именем своего короля — при Людовике XIV Франция часто одерживала верх над своими соперниками и превратилась в самую властную державу Европы.
Рыбацкий квартал. Одноэтажные, глинобитные, иногда обитые картоном лачуги приткнулись друг к другу по обе стороны дороги. Улица запружена народом. Наша небольшая машина едва ползет по ней. А вот лошадка с легкой повозкой, наподобие тех, в которых ездило наше колхозное начальство в пятидесятых годах, продвигается в этой толчее весьма уверенно. Возница, кажется, совершенно не интересуется вожжами — лошадь прекрасно знает маршрут. В коляске царственно восседает в окружении корзин и коробок нарядная африканка. Сзади на коляске поблескивает металлическая бирка с номером 5 — стало быть, такси. Потом мы не раз замечали, как «гужевые таксомоторы» ловко снуют в толчее базаров и бедняцких кварталов.
Позади лачуг угадываются обнесенные заборами дворы. Но там тихо. Главная жизнь кипит на улице, перед домом. Рукодельничают, стирают, беседуют, торгуют, покупают — все на виду. И мы пробираемся сквозь эту уличную жизнь, сквозь ее сочную, многокрасочную, многоголосую ткань.
Улица кончается, и сразу за нею — рыбные ряды: разделочные столы, навесы, рядом — сохнущие на солнце сети. Беден рыбацкий квартал. И все же есть нечто, одухотворяющее эту бедность, лишающее ее безысходности, вселяющее оптимизм. Это дети.
Такого скопления детей, признаюсь, еще никогда не видел. Они играют, нянчат совсем маленьких, озорничают, стоят в очереди за водой у колонки, торгуют разной мелочью и разноцветной газировкой. Должен сказать, что, если в Дакаре остановится машина, к ней наверняка подбежит маленький попрошайка. А здесь, в небогатом рыбацком квартале Сен-Луи, с протянутой рукой никто к нам не подходил. Достоинство? Наверное. Но дело еще и в том, что у отцов местных ребятишек есть работа. Есть работа у отцов — и они, малыши, тоже при деле. В Дакаре работы не хватает. Не хватает ее и по всему Сенегалу. Безработицей в стране охвачено 35 процентов трудоспособного населения.
По дороге трое мальчишек бегут навстречу нашей машине, размахивая, аж пух летит, желтыми, отчаянно кудахтающими курами. Это юные коммерсанты из близлежащей деревни.
Через полкилометра наш «пежо» остановился перед новостройкой. Затейливые дома-коттеджи с плоскими крышами и многочисленными выходами, с внутренними дворами, окруженными светлыми каменными дувалами. Все в этом микрорайоне выдержано в зеленовато-желтых тонах. Как на картинке. Живи и радуйся. Но в микрорайоне не видно ни души.
— Жилой комплекс, состоящий из домов типа «Сахара»,— объяснили нам,— построен с иностранной помощью, чтобы снять остроту жилищной проблемы рыбацкого квартала.
— И что рыбаки? — спрашиваю я.
Экскурсовод пожал плечами.
— Отказываются переезжать.
— Почему?
— Не хотят сниматься с насиженного места, отрываться от общины. Да и дома, говорят, не нравятся.
У меня перед глазами стоят два этих квартала — один живой, где лачуги, одна беднее другой, прилепились друг к дружке, как череда ласточкиных гнезд, и этот мертвый каменный муляж. Вряд ли вся загвоздка здесь лишь в насиженности мест. Деньги или отсутствие таковых, думаю, тоже играет не последнюю роль. А может, и семья. Ведь понятие «семья» в Африке наряду с общепринятыми имеет еще и куда более широкий смысл. Семья — это как род, клан со сложным, противоречивым переплетением связей, обязанностей и обязательств. Отношения индивидуума, особенно того, кто выбился в люди, и «семьи» — излюбленная тема современной африканской литературы.
Помню, познакомился в Дакаре с простым сенегальцем, поваром. Ламин, имея жену и шестерых детей, вынужден был жениться вторично — так решила деревенская «семья». Родственники постановили: раз Ламин вышел в люди, раз живет в столице — а тут девушке, принадлежащей к той же «семье», что и он, грозит остаться старой девой,— пусть женится и забирает к себе в город жену. Так дакарский повар Ламин безропотно обзавелся второй женой. Три дня все та же деревенская родня плясала у него в столичной лачуге на свадьбе. Три ящика минеральной воды получил жених в подарок от своего патрона...