Мой железный балок — одна из опорных точек заповедника — стоит в 400 метрах от лежбища рядом с навигационной вышкой, откуда я обычно веду учеты животных и наблюдаю за их поведением. Вот и на этот раз я сидел на вышке, закутавшись в оленью кухлянку, и наговаривал на диктофон описание игры, которую затеяли полуторагодовалый медвежонок по кличке Шайба со своей мамашей Клюшкой почти под моими ногами. Японские батарейки нещадно замерзали на пронизывающем ветру, я тихо ругался и пытался отогреть диктофон под кухлянкой, когда раздался этот отчаянный плач.
Ревущий медвежонок медленно плелся за самкой, направлявшейся вдоль нагромождения прибрежных торосов к основанию косы. Бок о бок с матерью косолапил второй медвежонок, с ног до головы измазанный моржовым жиром. Медведица несколько раз оглядывалась на крикуна, а затем развернулась и трусцой побежала к нему, издавая на ходу короткие фыркающие звуки. Медвежонок тут же вприпрыжку помчался в противоположную сторону, не переставая реветь. Через каждые два-три десятка метров он оборачивался к самке, проверяя, следует ли она за ним. Остановился лишь когда медведица догнала его. Она вытянула шею, принюхалась, фыркнула и двинулась в прежнем направлении, сопровождаемая вторым медвежонком. Плакса некоторое время смотрел вслед удалявшейся медведице, затем плюхнулся в снег и, прибавив обороты, заголосил на всю округу. Самка застыла как вкопанная, круто развернулась и кинулась на крик, а медвежонок, удостоверившись в эффективности своей тактики, снова побежал к оконечности косы, не забывая оглядываться на медведицу.
Подобные сцены мне доводилось видеть не раз, и я было ослабил внимание, как вдруг заметил деталь, не вписывающуюся ни в какие рамки. Когда медведица в очередной раз приблизилась к рыдающему медвежонку, не отстававший ни на шаг от нее второй детеныш вдруг резко выбежал вперед и, оскалив пасть, бросился на братца. Тот попятился и с ревом припустил наутек. Драчун еще несколько секунд стоял в угрожающей позе, а затем вернулся к матери, которая тут же заботливо обнюхала его. Столкновение медвежат одного помета — нечто из ряда вон выходящее. Такое может происходить разве что в первые месяцы жизни в тех редких семьях, где родилось более двух малышей. Но и тогда соперничество медвежат из-за материнских сосков ограничивается отталкиванием братьев и сестер.
Я был озадачен. В поисках причины странного поведения медвежат снова и снова прокручивал в голове только что увиденную сцену, смутно ощущая близость разгадки. Тем временем медвежонок развернулся и побежал в противоположном направлении — прочь от «столовой». Медведица со вторым детенышем сидели в снегу и следили за его приближением. Я ожидал, что блудный сын радостно уткнется в шерсть матери, но он, словно не замечая, пробежал мимо нее, не переставая реветь. Медведица встала и повернулась к нему, а находившийся рядом с ней медвежонок сделал несколько шагов вслед за удалявшимся братом. И в этот момент меня осенило! Медвежата сильно отличались друг от друга: плачущий малыш был явно мельче и худее, на его чисто белой шерсти почти не было следов крови и жира.
Все встало на свои места. С ревом мечущийся из стороны в сторону медвежонок не имел никакого отношения к этому семейству. Стало ясно, что он потерялся и теперь в панике носился по косе, криками призывая свою единственную и неповторимую родную маму. Малыша я тут же нарек Сироткой. Медведица, так живо реагировавшая на его зов, получила имя Мачеха, а ее медвежонок стал Сынком.
К октябрю медвежата-сеголетки достигают возраста 9-10 месяцев и веса 70 и более килограммов. Хотя, как правило, большинство медвежат стараются держаться в тесном контакте с матерью, некоторые из них становятся настолько самостоятельными, что могут удаляться от медведицы на расстояние несколько сот метров. В больших скоплениях медведей, которые образуются почти каждую осень на моржовых лежбищах острова Врангеля, потеряться таким активным детенышам ничего не стоит.
Я надеялся, что и сейчас происходит нечто подобное: Сирота побегает, покричит, но в конце концов найдет свою зазевавшуюся мамашу. В этот день в «столовой» и ближайших окрестностях питались, отсыпались и бесцельно бродили 25 зверей. Помимо Мачехи, я отметил еще четырех семейных самок, однако три из них явно не годились на роль матери заблудившегося медвежонка. Клюшку и Анюту я хорошо знал, обе они имели годовалых медвежат размером почти со взрослого зверя. Самок с сеголетками я различал хуже. Одна лежала на берегу бухты в нагромождении торосов, а рядом притулились два медвежонка. После недолгих размышлений я вычеркнул ее из списка подозреваемых: три медвежонка в семье встречаются крайне редко. Весной при выходе из берлог, как правило, несколько медведиц имеют трех детенышей, однако за шесть лет осенних наблюдений я встретил лишь одно такое семейство с сеголетками и еще трижды — с медвежатами более старшего возраста. Наверняка в торосах спит семья в полном составе.
Куда больше надежд вселяла самка с единственным сеголетком, прикорнувшая в сугробе на берегу замерзшего озерца в полусотне метров от «столовой». Медведица растянулась на животе, уткнув морду в передние лапы, а медвежонок устроился рядом, используя теплый материнский бок вместо подушки. Кроме этой самки, беспечной мамашей мог оказаться любой из медведей-одиночек, за исключением молодого самца по кличке Йелло и двух молоденьких самочек, увлеченно ковырявшихся среди моржовых останков.
Тем временем Сиротка, продолжая реветь, приблизился к «столовой». Кормившиеся и отдыхавшие поблизости медведи не проявили к нему особого интереса. Реакция большинства одиночек была одинаковой: они лениво приподнимали голову и рассеянно провожали взглядом источник беспокойных звуков. Медвежонок, напротив, подбегал ко многим из них, заходил с подветренной стороны, внимательно принюхивался, но, уловив чужой запах, тут же вприпрыжку мчался дальше. Мачеха шла за Сироткой и тоже пришла в «столовую». А Сынку эта чехарда явно надоела. Оказавшись среди моржовых костей, он туг же принялся обгладывать приглянувшийся мосел и был очень недоволен, когда мать начала удаляться вслед за Сироткой, и пришлось догонять ее, бросив лакомый кусок. Свое раздражение он туг же сорвал на Сиротке, кинувшись к нему с угрожающим видом. На этот раз вмешалась отставшая от них Мачеха. Она ринулась к драчунам, сделав в сторону Сиротки короткий выпад головой, хотя тот и не пытался огрызаться на ее задиристого отпрыска. Впрочем, по вполне добродушному выражению морды медведицы можно было догадаться, что ее атака была несерьезной — она скорее хотела «разнять» повздоривших медвежат, чем напугать Сиротку. Но медвежонок, и без того охваченный паникой, в ужасе помчался к ближайшим торосам и затерялся среди хаотического нагромождения льдин, лишь ревом выдавая свое присутствие.
Один за другим отсеивались кандидаты на почетный пост матери бедного Сиротки. Никто из медведей, за исключением Мачехи, не обращал на него особого внимания. Даже самка с детенышем, на которую я возлагал большие надежды, не тронулась с места, когда Сиротка пробегал мимо. Зато полной неожиданностью для меня оказалась весьма заинтересованная реакция медведицы Анюты, имевшей двух медвежат-подростков второго года жизни. В течение всего дня эта семья дремала, укрывшись от ветра в гряде прибрежных торосов. Медвежата — Ивашка и Степашка — тесно прижимались к матери, так что все трое образовали гигантский мохнатый клубок, из которого время от времени высовывалась чья-нибудь лапа или морда. В тот день, когда я наблюдал за ними, они даже не посещали «столовую», только однажды пробудившиеся медвежата, тыкая носами в материнский бок, потребовали молока. Но как раз в этот момент поблизости раздался рев Сиротки. Он мелькал среди торосов, то вскарабкиваясь на самые верхушки, то снова исчезая между ними. Насторожившаяся Анюта встала и принюхалась. Ивашка со Степашкой тоже вскочили с лежки. Теперь все трое стояли бок о бок, внимательно прислушиваясь к жалобному реву и не спуская глаз с маленького бродяжки. Когда Сиротка в очередной раз пропал из виду среди льдин, Ивашка привстал на задних лапах, опираясь передними о материнскую спину, и вытянул шею. Вероятно, и в этом положении он не смог толком разглядеть Сиротку, так как вскоре залез на вершину тороса, служившего стенкой их уютного логова. Там он вновь встал на задние лапы, легко удерживая равновесие в течение целой минуты. В отличие от брата Степашка быстро потерял интерес к Сиротке и опять улегся спать.