Подозревала ли Аполлинария Прокофьевна, что с легкой руки ненавидевшей ее жены Достоевского, Анны Григорьевны, а потом и его дочери, Любови Федоровны, все исследователи бездумно будут повторять эту плоскую пошлость, что якобы Розанов взял ее в жены только потому, что боготворил Достоевского и был готов фетишизировать все, некогда принадлежавшее ему? Впрочем, даже если Суслова об этом и знала, то вряд ли бы удивилась. Федор Михайлович слишком хорошо научил ее ничему не удивляться в человеческой натуре. И ничему не доверять.
«А.П. Суслова 43 лет (…) влюбилась в студента Гольдовского (прелестный юноша), жида, гостившего у нас летом. А он любил другую (прелестную поповну) (…) И вот она бросила меня», – подобные письма с жалобами и кляузами на жену Василий Розанов в изобилии рассылал знакомым и друзьям – А.С. Глинке-Волжскому, митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Антонию. Вряд ли студент Гольдовский был последней любовью Сусловой, после него, возможно, у нее был еще десяток романов, но все это было уже скорее по привычке – ее души уже никто и ничто не затрагивало и свою жизнь она считала безвозвратно погубленной.
Вскоре Розанов, обзаведясь незаконной семьей и детьми, стал просить у жены развода, требуя, чтобы она взяла вину их разрыва на себя. Аполлинария только ядовито усмехнулась на это требование и показала законному мужу кукиш. Василий Васильевич нашел своеобразное утешение в активной переписке с вдовой Достоевского, Анной Григорьевной, – в этих письмах уже знаменитый «нововременский» журналист, писатель и философ Розанов, дав себе волю, перемыл все косточки «фуриозной» Аполлинарии, найдя сочувствующего слушателя. Однако проблема развода действительно стояла для него очень насущно: Василий Васильевич тайно от всех обвенчался в церкви со своей второй женой Варварой Дмитриевной Бутягиной, женщиной глубоко верующей. Если бы этот факт открылся, то Розанов как двоеженец подлежал бы не только церковным, но и гражданским карам – разлучению с женой, детьми и ссылке на поселение. Поэтому практически до конца жизни Сусловой Розанов засылал к ней своих друзей, адвокатов, просителей с просьбами о разводе – но все напрасно.
…Шло время, родители умерли, а когда ее и брата приезжали навестить в Нижний сестра Надежда с мужем, злопамятная Аполлинария демонстративно забирала матрац, белье и уходила ночевать к своей единственной подруге. С сестрой у нее давно уже не было общего языка, и Аполлинарию дико раздражали беспрерывные поучения Надежды Прокофьевны о том, как надо жить и как беречь свое здоровье. На последнее Аполлинарии было решительно наплевать, и иногда бессонными ночами она мечтала, чтобы с ней приключился какой-нибудь фатальный несчастный случай. Покончить с собой, как она когда-то хотела, у нее уже недоставало решимости.
Ее мысли, видимо, подслушал дьявол. Или – что тоже возможно – нигилистку настигло наказание свыше.
В начале 1900 года раздался тревожный стук в ее окно. Пожилая женщина – Сусловой тогда уже было 60 – поспешила открыть. Перед ней стояли разгоряченные и взволнованные брат и племянник. Случилось несчастье – воспитанница Сусловой, сиротка Саша, которую Аполлинария Прокофьевна недавно взяла на воспитание, чтобы хоть как-то согреть свое одиночество, утонула в Оке. «О, почему это была не я!» – горестно взвыла несчастная. «Господи, позволь нам поменяться местами!» – с этими словами она, неодетая, обезумевшая, кинулась к реке. Мужчины едва удержали ее… Кажется, это был единственный случай, когда она взывала к Всевышнему… Отныне и до самой смерти в Севастополе в 1918 году рядом с ней не было никого, кроме 80-летней, когда-то шереметевской крепостной, прислуги Прасковьи Даниловны, знавшей всех до единого ее друзей и возлюбленных.
– А зря вы все-таки не вышли за… – и хитрая Прасковья, знавшая, чем насолить замучившей ее своей ворчливостью и раздражительностью хозяйке, всякий раз называя новое имя. Благо, память у нее была отменная.
– А ну прикуси язык! – гневно кричала Аполлинария, замахиваясь на прислугу клюкой, и все еще прекрасные ее глаза вспыхивали гневом…
Елена Невская
Дело вкуса: Толстая и тонкая
Мягкая, теплая и удобная одежда из шерсти прельщает и самых взыскательных модников, и самых убежденных консерваторов. Именно эта демократичная ткань некогда сблизила мужскую и женскую моду. Вещи из шерсти с каждым сезонным показом мод обновляют коллекции ведущих дизайнеров. Меняются модели, мотивы расцветок, не меняется только характер шерстяной одежды – строгий, благородный, сдержанный и вместе с тем изысканный.
Прежде чем шерстяное полотно сойдет с ткацкого станка и предстанет перед глазами модельера, пройдет не менее полутора—двух лет. В течение года шерсть растет, постепенно превращаясь в густое курчавое руно, которое состригают с овцы с наступлением лета. Потом его разматывают, сортируют и отправляют на шерстомойные предприятия. За первичной обработкой волокна следует прядение, то есть изготовление пряжи, различной по весу и толщине нити, измеряемой в специальных единицах – тексах (1 текс равен 1 г/км). Из разных видов пряжи в процессе ткачества вырабатывают разные виды тканей – толстое грубое сукно, тонкое сукно или легкие камвольные ткани, цикл производства которых самый длинный и трудоемкий.
Внешний вид и структуру готовой ткани на ткацком производстве придадут разнообразные технологические операции: вытягивание полотна, в процессе которого приподнимается ворс, а излишний состригается и поверхность ткани приобретает однородность; так называемое каландрирование, придающее материи большую плотность и гладкость; ворсование некоторых тканей вытягиванием на их поверхность кончиков отдельных волокон.
Заключительный процесс производства – декатировка, то есть промывка ткани или обработка ее паром. Эту операцию проделывают, чтобы избежать усадки, улучшить ее внешний вид и подготовить к пошиву одежды.
В зависимости от вида используемой пряжи текстильщики подразделяют шерстяные ткани на камвольные, тонкосуконные и грубосуконные.
Камвольные ткани вырабатывают из сравнительно тонкой и гладкой, так называемой гребенной пряжи. Это легкие и тонкие ткани с гладкой поверхностью и выраженным рисунком переплетения. Из камвольных тканей шьют костюмы, платья, брюки, легкие пальто.
Тонкосуконные ткани получают из довольно толстой пушистой пряжи аппаратного прядения. Такие ткани имеют ворс, из-за которого ткацкий рисунок почти неразличим. Ворс может быть специально расчесан, подстрижен или запрессован.
Грубосуконные ткани, название которых говорит само за себя, получают из аппаратной пряжи грубых и полугрубых сортов шерсти, уваливают и ворсуют.
Классические шерстяные ткани выпускают все более высокого качества – от Super 100 до Super 200 (число соответствует коэффициенту переплетения нитей на квадратный дюйм). Среди дорогих тканей встречаются смесовые шерсть+шелк, кашемир+хлопок, шерсть+кашемир.
В обиходе текстильщиков, да и в продаже, ткани, из которых шьют одежду, так и называются – платьевые, костюмные, пальтовые…
Платьевые ткани могут быть камвольные и тонкосуконные. Для них характерны саржевое, полотняное, мелкоузорчатое, комбинированное и жаккардовое (крупноузорчатое) переплетения пряжи. Камвольные платьевые ткани – тонкие и легкие, тонкосуконные – более тяжелые, мягкие и ворсистые. Типичные платьевые ткани – кашемир, шотландка, фай, крепы.
Костюмные ткани – обычно камвольные: коверкот, бостон, креп. Тонкосуконные костюмные ткани немного тяжелее камвольных, к тому же они ворсисты, из таких шьют мягкие теплые пиджаки.
Пальтовые ткани бывают и камвольные, и тонкосуконные. Полушерстяную или чистошерстяную практичную ткань габардин, из которой шьют верхнюю одежду, вырабатывают из гребенной пряжи саржевым переплетением. Разнообразные по внешнему виду и расцветке букле получают из фасонной пряжи. Тонкосуконные пальтовые ткани – это в основном сукно и драпы, из них шьют очень теплые пальто.