Наконец я достиг громадной дельты Лены. Теперь я лавировал в лабиринте каналов и песчаных островков. Одинокий волк вброд пересек реку: очутившись на другом берегу, он, почуяв мой лагерь, что есть сил припустился прочь, промчавшись мимо двух молодых оленей и не обратив на них ни малейшего внимания – так силен его инстинктивный страх перед человеком.
Вдоль берега тянулись песчаные кручи, вершины которых напоминали вечную мерзлоту. Огромные глыбы промерзшей земли пребывали в шатком равновесии, скованные льдом. Некоторые рушились у меня на глазах. Вот оно – идеальное место для поисков останков мамонтов. Их нередко находят здесь. Любой рыбак в этих краях продемонстрирует вам трофеи: бивень, зуб, бедренную или берцовую кость, или же лопатку впечатляющих размеров.
Наконец появляется Столб. Эта «сахарная голова» высотой 113 метров словно поставлена самим Богом, чтобы обозначить границу между рекой Леной и входом в ее дельту. Примечательно, что скала считалась священной в мифологии эвенков и якутов.
Я очарован красотой и мощью Лены. Ее течение превышает 7 км/ч, движение постоянное. Навигационный сезон здесь короткий, и надо успеть отправить все необходимое для долгой зимы во все населенные пункты северного побережья Якутии. Суда, отчаливающие из Усть-Кута в Иркутской области, выходят в море Лаптевых, проплыв 3 000 км по реке.
Река Лена пересечена. С этого момента течение стремительно увлекло меня в фарватер Быковский. Тундра уже облачилась в свое осеннее убранство. Красное смешивалось с желтым, создавая необыкновенные пастели. Как же быстро миновало лето! Мне едва достало времени, чтобы насладиться ароматом карликовых, но таких нарядных цветов. Трудно представить, что эти благоуханные и пестрые цветники более чем на восемь месяцев уйдут под снег, и я буду отмеривать шаги, не зная, земля или море скрывается под этим холодным покровом.
– Давай! Налегай! – сказал я самому себе, а яростный ветер метал в меня косыми лезвиями. Спустившись с высоких массивов вместе с раскатами грома, он целил прямо в глаза, заставляя их отчаянно слезиться. В десяти километрах виден Тикси, и я начинаю пересекать большую бухту, взяв курс на мыс. Ветер по-прежнему хлестал в лицо. Из-за шквала я не мог плыть прямо, приходилось брать наискосок. Порывы ветра усиливались, но я налегал и налегал на весла. О том, чтобы перестать грести, не было и речи: я совсем не хотел, чтобы меня унесло в открытое море без всякой надежды на возвращение. Потому я удвоил усилия, но берег почти не приближался. Но я греб и греб ветру назло. Подброшенный волной, я наконец причалил без малейшего толчка и вытащил каяк на безопасное место. Отклонение от курса отняло два долгих часа. Я выбрался на берег в 5 км от Тикси. Долог еще путь до Берингова пролива…
Ноябрь 2002 года. Катастрофа в губе Буор-Хая, 8 000 кмСевер снова надел свою зимнюю шубу. Море отяжелело под весом пакового льда. Солнце вчера зашло более чем на два месяца, и я с вновь обретенными мной собаками вступил в долгую полярную ночь. Ухмылка ветра, кажется, хотела доказать мне, что он не настроен ни на какие соглашения на эту третью зиму. Я прекрасно знал, что мы будем отвоевывать каждый метр на своем пути, и так будет до тех пор, пока не достигнем страстно желаемой цели – пролива.
17 ноября 2002 года мы наконец покинули Тикси и устремились в губу Буор-Хая. Нам нужно было пересечь многочисленные свободные водные фарватеры, так как припай еще ранний и ледовое покрытие дрожит под тяжестью саней. Заканчивался второй день моего пути, и я начал устанавливать палатку. Погода была исключительно спокойная для этого края. Восходила странная луна кубической формы. Этот удивительный феномен преломления света мог бы послужить сигналом тревоги, но я не обратил на него ни малейшего внимания. В полночь, когда я уже дремал в своем спальном мешке, начался шторм. «Опять», – сказал я себе, сворачиваясь в своем теплом коконе и тщетно пытаясь не замечать завывания ветра. Но в 2 часа начался уже настоящий ураган. Снег хлестал по палатке, как воздушная струя из реактивного двигателя. Скорость некоторых порывов явно превышала 150 км/ч, они сдували весь снег, обеспечивающий устойчивость палатки. Подпорные арки рисковали лопнуть в любой момент. Я выбрался из спального мешка и начал готовиться к срочной эвакуации на случай, если припай разобьется. Потом с помощью наружной подпорной арки я попытался спасти то, что было моим домом в течение двух лет. Я не раз попадал в бурю на моем пути, но такой свирепой еще не было. Я остро пожалел, что не удосужился добраться до земли, чтобы разбить бивак. И уже понял, какая расплата меня ждет за такую опрометчивость. Арктика не прощает бесцеремонности, особенно путешественникам-одиночкам.