– Пропуск готов, можем сразу ехать в заповедник, – сказала Ирина.
Мы погрузились в джип и отправились в путь – сначала на восток, по гребню высотной Асуанской плотины, мимо гигантского каменного лотоса – Монумента египетско-советской дружбы, а затем свернули на юг, в сторону границы с Суданом.
Три десятилетия назад ленинградская студентка Ирина Спрингель познакомилась с египетским аспирантом Ахмедом Билялем. С тех пор они неразлучны. Брега Невы сменили, вскоре после свадьбы, на берега Нила. Сначала работали в университете города Асьют в Среднем Египте, а затем перебрались на самый юг страны – в Асуан. Ахмед возглавил кафедру химии, потом стал деканом факультета естественных наук местного университета. Ботаник Ирина взялась за докторскую диссертацию.
После строительства в 60-е годы высотной Асуанской плотины Северная Нубия оказалась затопленной водохранилищем. Под воду ушли не только деревеньки и поля нубийцев, но и вся долина Нила с ее уникальной природой – целых пятьсот квадратных километров. Сохранился лишь маленький кусочек – на островах ниже плотины. Свою диссертацию Ирина как раз и посвятила нубийской флоре, А когда обследовала острова, пришла к твердому мнению: их надо сохранить для потомков. Так возле Асуана появился первый заповедник. Затем настала очередь более крупного проекта.
С юго-востока Египта, от границы с Суданом, тянется на северо-запад, к Нилу, Вади Алляки – узкая горная долина. Когда-то в школе меня учили, что вади – это русло высохшей реки. Поколесив, как следует, по Ближнему Востоку, я понял, что это не совсем так. Да, вади – это русло, но не реки, а селевого потока, образуемого стекающей с гор дождевой водой. Причем в некоторых местах, например на Синае, дожди идут обычно дважды в год – весной и осенью. На юге Египта их не бывает годами. И все-таки Алляки – типичный вади, главный водосброс этих мест. На карте он выглядит, как раскидистое дерево. В главную долину-ствол впадают долины-ветви потоньше, а в них, в свою очередь, – совсем тоненькие. Невысокие базальтовые и гранитные холмы, припорошенные песком, как кекс – сахарной пудрой, воду удержать не в состоянии. Вот и стекает она во время дождя в долины, образуя временами бурный поток.
Ирина и Ахмед начали ездить в Вади Алляки в середине 80-х годов. Нетронутый покой этих мест очаровал их. Даже египтянину попасть в долину не так-то просто. Ему, как и мне, надо получить сначала разрешение от пограничников. Граница между Египтом и Суданом существует лишь на бумаге, на местности она не маркирована. Пограничные посты стоят на единственном шоссе, совсем близко подходящем ныне к Вади Алляки, да на традиционных караванных путях. Причем в последние годы, когда из-за прихода к власти в Судане исламистов отношения между двумя государствами осложнились, пограничники проверяют документы особенно придирчиво.
В 1989 году по инициативе Ирины и Ахмеда Вади Алляки стала заповедником. Два года спустя там была построена биостанция. А еще через два года заповедник получил статус биосферного и был включен во всемирную систему биосферных заповедников ЮНЕСКО.
Смысл их в том, чтобы сохранить в неприкосновенности в различных климатических зонах такие уголки, где до сих пор гармонично сосуществуют человек и природа.
Мои асуанские друзья – а с Ириной и Ахмедом я знаком уже целое десятилетие внешне очень разные люди. Ирина миниатюрна, Ахмед же – мужчина крупный. Ирина искрится энергией, Ахмед – нетороплив. Если перефразировать известное высказывание Остапа Бендера, то в этой паре идеи – Ирины, а бензин – Ахмеда. Действительно, научной частью программы больше занимается Ирина, а административной – Ахмед. Ему это проще не только по темпераменту. Пробивать что-либо в Египте через местную бюрократию, ведущую свою историю со времен фараонов, египтянину тоже нелегко, но, конечно же, куда легче, чем русской.
Словом, внешне супруги разные, – как лед и пламень. Но на мир смотрят одинаково. Оба – ученые высокого класса, оба – энтузиасты, не считающиеся со временем для осуществления полезной и благородной задачи – сохранения природы.
Километров через тридцать от Асуана – первый пограничный пост. Ирина, сидящая за рулем, останавливает машину возле перегородивших дорогу бочек. Ахмед достает пропуска. Один из пограничников внимательно рассматривает их. Другой тем временем нас развлекает. На одной из бочек – крупный скорпион. Солдат прижимает его деревянной рогатиной, а пленник норовит достать обидчика своим раздвоенным ядовитым хвостом. Признаться, скорпиона я увидел впервые, хотя до этого десятки раз ездил по пустыне. Забегая вперед – скажу, что в тот же вечер столкнулся с этой тварью еще раз. После ужина мы сидели на веранде кухни на биостанции. Внезапно Ирина сказана: – Володя, отодвиньтесь, пожалуйста, от стола.
Я повиновался, не понимая еще, в чем дело. Ирина решительно шагнула ко мне, смотря при этом на каменный пол. Я тоже посмотрел и увидел небольшого скорпиона. Движение ноги – и от него осталось мокрое место.
180 километров по асфальту до границы заповедника мы преодолели примерно за два часа. Дальше пошел проселок – да какой! Что там ралли Париж – Дакар! Машину то подбрасывало на крупных камнях, то тащило в сторону по глубокому песку. Ирина лихо крутила баранку. Наконец дорога выскочила в Вади Алляки и стала поровнее. Вскоре мы подъехали к кучке убогих жилищ. Завидев знакомую машину, вышли люди.
На территории заповедника живут около двухсот человек из двух племен – абабда и бишари. Племена эти относятся к африканской семье народов беджа, говорят на своем языке, но и арабский понимают. Живут они оседло, небольшими семьями, глубоко в пустыне, возле колодцев. Главное их занятие – разведение скота, преимущественно коз.
Другой источник дохода – сбор лекарственных растений. Есть и третий: взимание платы с караванов за пользование колодцами. Из Судана в Египет на специальный рынок в местечке Дарау, севернее Асуана, за год перегоняют через Вади Алляки до ста тысяч верблюдов. Как ни выносливы эти животные, а совсем без воды жить все-таки не могут.
Абабда, поселившиеся сравнительно недавно возле биостанции, пришли из верховьев долины. По мере наполнения Асуанского водохранилища вода поднималась все выше по Вади Алляки и сейчас находится в 80 километрах от прежнего русла Нила. В мокрых низинах, возле биостанции, и даже в самой воде, разрослись кусты тамариска – хороший корм для скота. Вот и решили несколько семей спуститься по долине вниз, к воде.
Абабда и бишари до сих пор практически полностью изолированы от внешнего мира. Из-за удаленности долины и пограничного режима чужаки здесь крайне редки. Пограничники, сотрудники заповедника да погонщики верблюдов из Судана – вот и все, с кем время от времени общаются племена, Торговлей скотом и лекарственными растениями в Асуане занимаются специальные люди. Подавляющее же большинство обитателей Вади Алляки никогда в жизни не покидали долину. Поэтому когда я вскинул фотоаппарат, дети и женщины в ярких цветастых платьях бросились от нас наутек. Я только и заметил, что все они босы, а у некоторых женщин в носу костяные кольца.
Мужчины же не отходили. Ирину и Ахмеда они знают не первый год. Заповедник подкармливает их, то предлагая работу на биостанции, то семена лекарственных растений. Чтобы сберечь дикорастущие редкие растения, которые могут пестовать местные жители, Ирина устроила возле поселений маленькие плантации – в полсотки, не больше.
Одеты мужчины были в длинные белые рубахи, те же, что носят на Арабском Востоке от Атлантического океана до Персидского залива. На головах намотаны, скрученные в жгут, длинные куски белой ткани. На поясе – кривые кинжалы в кожаных ножнах, с ручками из черного дерева, раздваивающимися, как хвост скорпиона. Цвет кожи здешних людей – шоколадный, как у нубийцев из долины Нила. Но вот нубийской стати в них невидно.