Решение о строительстве мемориального ансамбля на Мамаевом кургане, посвященного подвигу героев Сталинградской битвы, было принято еще в январе 1958 года. Мемориал планировалось открыть к 20-летию победы, но по различным причинам строительство затянулось. Поэтому юбилейную медаль «ХХ лет победы» украсило изображение памятника советскому воину в берлинском Трептов-парке, а не скульптура «Родина-мать зовет», как предполагалось. В тот памятный год строительство на Мамаевом кургане только начиналось.
Выбор места для мемориала не просто удачен и символичен, он гениален по своей прозорливости и точности. Ведь логический центр мемориала — скульптура «Родина-мать» занимает и в прямом, и в переносном смысле высшую точку. Взять Мамаев курган — означало победить в одной из решающих битв войны, оставить его — обречь себя на поражение.
Строительству мемориала придавалось очень большое значение. Никаких ограничений в средствах и стройматериалах. На создание памятника были брошены лучшие творческие силы. Главным скульптором и руководителем проекта был назначен Евгений Викторович Вучетич, уже создавший за десять лет до этого памятник-ансамбль воинам Советской Армии в Трептов-парке в Берлине и скульптуру «Перекуем мечи на орала», до сих пор украшающую площадь перед зданием ООН в Нью-Йорке. Ему помогали архитекторы Белопольский и Демин, скульпторы Матросов, Новиков и Тюренков. По окончании строительства все они были удостоены Ленинской премии, а Вучетичу была вручена еще и Золотая Звезда Героя Социалистического Труда. Руководителем инженерной группы, работающей над строительством мемориала, был Н.В. Никитин — будущий создатель останкинской башни. Главным военным консультантом проекта стал маршал В.И. Чуйков — командир армии, отстоявшей Мамаев курган, наградой которому, помимо заслуженных им в боях, стало право быть захороненным здесь же, рядом с погибшими бойцами.
…Скульптура «Родина-мать зовет», созданная Е.В.Вучетичем, обладает удивительным свойством психологического воздействия на каждого, кто ее увидит. Как автору удалось этого добиться, можно только догадываться. Острые критические замечания в адрес его творения: она-де и гипертрофированно-монументальная, и откровенно похожая на Марсельезу, украшающую парижскую триумфальную арку, — абсолютно не объясняют ее феномена.
Основой художественной мысли скульптора стал антично-героический образ женщины-воительницы, отсюда, видимо, и сходство с Марсельезой, рожденной на этой же почве. Вучетич развернул и донес до нас скрытый за общей внешней оболочкой образ русского характера Великой женщины-матери, знающей, что такое любовь и что такое ненависть.
Нельзя забывать и том, что для скульптора, пережившего самую ужасную в истории человечества войну, этот монумент, как, впрочем, и весь мемориал, — в первую очередь дань памяти павшим, а потом уже — напоминание живым, которые, по его убеждению, и так никогда не смогут ничего забыть.
Кирилл Гуленков
Люди и судьбы: Застывшая музыка
«Есть тайны, которые не позволяют себя разгадать», — писал Эдгар По. Теперь, пожалуй, действительно никто никогда не ответит на вопрос, что же на самом деле случилось июньской полночью 1886 года на берегу горного озере Берг, когда жители Баварии мирно спали. Спали, не предполагая, что в это время кучка ошарашенных людей, освещая фонарями мертвое лицо человека, вытащенного с мелководья, с ужасом узнает в нем своего короля. И если бы только смерть баварского монарха Людвига II была таинственной! Чем глубже вникаешь в дошедшие до нас подробности его жизни, тем больше склоняешься к мысли: как не похожа эта жизнь на реальность! И только величественные замки — гигантские фрагменты задуманной им «страны грез» — неопровержимо свидетельствуют о том, что все было на самом деле.
Примечательно, что сильных мира сего, вспоминавших о детстве как о счастливой поре жизни, очень немного. Наш герой не входил в их число. Невзирая на то что юный кронпринц воспитывался в обстановке, где всякое проявление собственной воли весьма недвусмысленно пресекалось, а естественное желание тепла и понимания высмеивалось, он очень скоро научился не тяготиться одиночеством. Людвиг с увлечением занимался историей и литературой. Там, среди навсегда ушедших или вовсе не существовавших героев, юноша искал и находил себе и друзей, и образцы для подражания. С его богатой фантазией он легко сумел развить в себе способность перевоплощаться в величественные, полные высокой доблести персонажи. Особую радость и гармонию с окружающим миром он испытывал, если вдруг ему выпадала возможность улизнуть от льстивой толпы. Чаще всего это удавалось, когда двор, покинув мюнхенскую королевскую резиденцию, переезжал на лето в один из загородных дворцов. Тогда подругой не по летам серьезного кронпринца становилась альпийская природа. Голубые озера со стаями белых лебедей, горные вершины и ущелья — вот что было юношеской любовью Людвига.
Но что естественно для поэтов и трубадуров, вовсе не годится для тех, кто рожден быть властелином. Отец заставлял юношу ездить на охоту. У того вид убитых косуль вызывал припадки. На парадных обедах и приемах наследник откровенно скучал, хотя в длинном перечне светских удовольствий все же нашлось то, что превратилось у него в настоящую пожизненную страсть. Театр! В день, когда Людвигу исполнилось шестнадцать, состоялась премьера оперы Рихарда Вагнера «Лоэнгрин». Он испытал глубочайшее потрясение от увиденного на сцене и услышанного в музыке — все оказалось так близко его собственному миру ирреальных образов и фантазий. Желание ближе познакомиться с композитором овладело Людвигом, однако отец вовсе не намерен был потакать фантазиям сына. Он настоял, чтобы тот окончил университетский курс, и затем стал усиленно приобщать наследника к делам государственным. Частенько брал его в поездки по стране, поручал решать не слишком ответственные задачи, и все это оказалось очень кстати — Людвигу не исполнилось еще и 19, когда судьбе угодно было сделать его королем.
Коронационные торжества в Мюнхене вернули в город давно забытое веселье. Когда юный правитель восходит на престол, это невольно вызывает ассоциации с наступающей весной. Всеобщий восторг вызывала и редкостная внешность Людвига — высок, строен, изящен. Бледное худое лицо с печатью необыкновенного благородства и глаза — широко раскрытые, как бы не замечающие окружающего.
Этой счастливой внешностью Людвиг олицетворял извечную мечту простого человека об идеальном правителе: добром и справедливом. Таковыми, пожалуй, были намерения и самого Людвига. Вопреки ожиданиям придворных, не видевших в странном юноше никаких задатков монарха, молодой король очень быстро входил в курс дела. И пусть Людвигу приходилось учиться править буквально на ходу, он проявлял недюжинную хватку, остроту ума и изумлявшую всех работоспособность. Что неприятно удивляло сановников, так это его неприступная манера держаться. Малейшая попытка сделать отношения с ним более доверительными тут же пресекалась. Вместе с тем всем бросались в глаза его обходительность и дружелюбие в отношении с низшими: прислугой, горожанами и крестьянами.
В этот начальный и, очевидно, самый светлый период правления молодого монарха народное мнение о нем, как о человеке простом и великодушном с низшими и знающем истинную цену озолотившимся вельможам, сформировалось прочно и надолго. Двадцать два года Людвиг был на баварском троне. И ничто не могло поколебать этого убеждения.
Этот первый период правления выдавал в Людвиге осторожного, не по летам дальновидного политика. Он не уволил никого из старых министров, предпочитая избавить народ от резвых реформаторов. И придерживался прежнего государственного курса, лишь корректируя его.
Желая сделать управление государством более эффективным, Людвиг оставался чрезвычайно открытым для обсуждения деловых вопросов со всеми и каждым. Едва ли какой европейский монарх отдавал такую массу времени аудиенциям, получить которые было просто и рядовому баварцу.
Но государственные дела, которыми король занимался на диво энергично, все-таки не могли отвлечь от того, чем была наполнена его душа. В ней звучала музыка Вагнера. Людвиг повелел разыскать композитора и от своего имени предложил тому высочайшее покровительство. Вагнер немедленно откликнулся и приехал в Мюнхен, сочтя это предложение концом своих скитаний по всей Европе в поисках спасения от кредиторов. В то время Вагнеру было уже за пятьдесят, он в расцвете творческих сил, но дела идут из рук вон плохо — ему мешает репутация безумного мечтателя и скандалиста, с которым невозможно иметь дело, а еще расточителя, которому нельзя давать в долг. В Париже, где публика ищет в музыке лишь развлечения, его оперы проваливаются. Антрепренеры искажают смысл сочиненных им мистерий. Критики ополчаются на его сочинения. А певцы не желают учить длинные и трудные партии.