Поддетая к месту посадки, самолет снижался над рекой, пугая плывших в пирогах рыбаков, которые закрывались руками от проносящегося над ними ревущего толстобрюхого чудовища. Взлетная полоса напоминала сверху, по выражению пилотов, «плевок в джунглях», и посадка на большом транспортном самолете меж мощных, опутанных лианами тропических деревьев должна была осуществляться виртуозно.
Пока шла разгрузка, можно было пообедать. Летные пайки, состоявшие из консервированного куриного мяса, смертельно всем надоели, и экипаж направлялся в местный ресторан. Это была обычная тростниковая хижина-пайота, но с соответствующей вывеской на входе. Внутри стояли грубо сколоченные столики и табуретки. Приглядевшись, мы поняли, что сделана мебель из драгоценного красного дерева. Другого материала в окрестностях просто не было.
Ресторанное меню включало в себя только то, что можно было поймать поблизости и тем не менее отличалось разнообразием и даже изысканностью. На фоне всего остального самым близким из здешних кушаний нам показались лягушачьи лапки, хотя ели мы их второй раз в жизни. Собакевича, питавшего, как известно, отвращение ко всякой кулинарной экзотике, хватил бы удар, попади он сюда и подай ему вместо жареного поросенка, скажем, копченого удава, фаршированного болотными пиявками.
Здесь предлагали также жаркое из крокодила, шашлык из обезьяны, рагу из речной черепахи, большой выбор вкусно приготовленных змей, паштеты из жареных термитов и муравьев и — вершина кулинарного искусства — печеных летающих собак. Для тех, кто не знает: это крупные летучие мыши, похожие на собак лишь мордочкой. Днем эти собаки висят вниз головой на деревьях, словно созревшие плоды, и местные жители сбивают их палками или камешками из рогатки, после чего летающие собаки становятся печеными.
Об их вкусовых достоинствах ничего сказать не могу, поскольку не сумел преодолеть в себе до конца синдром Собакевича. Не хватило мужества отведать и тушеных пальмовых мокриц. По виду они напоминают тех, что нет-нет, да и встретятся в наших ванных комнатах. Но из наших, конечно, по причине их мелкости и малочисленности, ничего путного не приготовишь, в то время как тамошние, не в пример более крупные — с маленького черепашонка, вполне годятся для сытного блюда.
Но в целом наш экипаж не отвергал местную кухню. Садясь за стол, мы желали друг другу «приятного гепатита» и приступали к трапезе. Черепаха напоминала бефстроганов, приправленный хрустевшим на зубах речным песком. Крокодил — курицу с легким болотным запахом, если такое можно себе представить. Питон тоже был вполне съедобен, когда его подавали без подозрительных начинок из разнообразной мелкой живности. Мы нарезали его, как колбасу, и на всякий случай обильно смазывали соусом все из того же острого стручкового перца, называемого в тех краях пили-пили, поэтому о вкусе трудно было сказать что-либо определенное. Скажем так: что-то, похожее на крокодила.
В человеческом организме, как утверждают медики, присутствует так называемая кишечная флора, и мы старались по максимуму использовать перец пили-пили, чтобы в наших кишечниках не завелась еще и фауна. Повара обещали побаловать нас при случае еще одним деликатесом — грифом, приготовленным по особому рецепту, но снабженцы, видимо, подвели, и нам так и не довелось узнать, как же готовят в Африке грифов — запекают с яблоками или варят в супе.
На выходе из ресторана мой приятель обычно покупал себе пакет жареных орешков и весь день хрумкал их за обе щеки, но однажды его сильно расстроили, сказав, что это не орешки, а личинки каких-то насекомых хотя и действительно жареные. Не поверив, он специально пошел посмотреть, как их готовят, и убедился, что «орешки» в самом деле шевелятся, когда их жарят.
После обеда мы наблюдали за погрузкой. Самолет набивали дикими животными, которые шли на продажу в лучшие столичные рестораны или просто на рынок. Зрелище довольно печальное. Северное Конго — это бесконечный зоопарк без ограждений и клеток. Оттуда вывозят самое разнообразное зверье, включая крупногабаритных гиппопотамов.
Обезьянам, для удобства транспортировки, делают из веревки ошейники, привязывают к ним хвосты и несут их за эти хвосты, будто сумки за ручки. Крокодилам заламывают лапы за; спину, словно пойманным лазутчикам, связывают веревкой, прикрепляют сверху палку в виде ручки и несут в самолет, как обычную ручную кладь. Чтобы крокодил по дороге не хлопал пастью, ее перевязывают тряпкой, отчего создается впечатление, будто у него болят его страшные зубы.
Человеческие крики мешаются со звериными. Охотники тащат лесных козочек со спутанными ногами, удавов в мешках, птиц в клетках, детеныша леопарда, взрослого бородавочника. Самолет становится похож на летающий Ноев ковчег. Проблем хватало. Однажды расползлись змеи, и торговцы, ловившие их по всему самолету, клялись нам, что в это время года они не очень ядовитые.
Во время полета сорвался с привязи крупный шимпанзе. Сначала он с криками метался по грузовому отсеку, потом, словно оголтелый воздушный пират, ворвался в пилотскую кабину, кусаясь и царапаясь, согнал членов экипажа со своих мест и уже стал было хвататься за рычаги управления. Если бы обезьяна умела говорить, она, наверное, потребовала бы повернуть самолет обратно в родные джунгли, но мы так и не услышали ее требований. Подоспевшие африканцы дружно навалились на распоясавшегося террориста и быстро скрутили его по рукам и ногам, или по передним и задним лапам.
Во время одного из таких визитов на север Конго мы набрели на кустарник, усыпанный стручками того самого перца пили-пили. Хотя перец этот продавался на любом рынке и стоил недорого, но в пересчете на рубли все казалось дорого, поэтому мы очень обрадовались находке. Перца здесь можно было набрать на несколько лет вперед. Как назло, ни у кого не оказалось с собой сумки или хотя бы пакета. Выручили французские комбинезоны с многочисленными карманами от шеи до щиколоток. Их-то мы и набили до предела стручками пили-пили.
Счастливые и очень довольные собой, словно средневековые купцы, возвращавшиеся вкругосвет из Индии с бесценным грузом, мы поспешили к самолету. День выдался жаркий, и по дороге все успели изрядно вспотеть. Первым в полете зачесался штурман. За ним — второй пилот. «Чесотку подцепили, что ли, в этой гостинице, если чего не хуже?..» — недоумевали они, почесываясь, как обезьяны, сразу обеими руками. Через минуту чесались все. Обильный пот, хлюпавший под комбинезонами, быстро насыщался перцем. Жжение становилось все сильнее, распространяясь по всему телу.
Экипаж, побросав все, включая штурвал, отчаянно чесался, запустив руки под одежду. Драгоценный перец был безжалостно вытряхнут из карманов, и весь пол кабины оказался усыпанным красными стручками. Их давили ногами, воздух пропитывался едкими парами, превращаясь в слезоточивый газ. Пилотировать самолет стало невозможно, а сажать его было некуда: под крылом — зеленое море джунглей. Выручил автопилот — великое достижение технической мысли!
Подобно жене аргонавта Ясона, мы срывали с себя обжигающую одежду, но было уже поздно. От шеи до пяток, все находились под соусом пили-пили, и если бы нам сказали, что самолет падает, вряд ли кто-нибудь был бы в силах что-либо предпринять. Пили-пили оказался совершенно непригоден для наружного употребления. Словно команда тонущего корабля, носились мы по самолету в поисках воды. К счастью, в пассажирском салоне обнаружилась большая коробка с минеральной водой. Ею-то мы и помылись.
Случай с перцем мог вполне стать трагическим. Но бывали случаи и просто удивительные для нас. Однако об этом как-нибудь в другой раз...
Владимир Добрин
Москве — 850: Открывая Москву подземную...
Из глубин истории Манежной площади и Старого Гостиного двора