Новоявленный священник-обновленец, щеголяя в шелковой рясе, рассуждал с наркомом об отвлеченных материях. Как-то он сострил, что если Луначарский думает, что произошел от обезьяны, пусть так и будет, он же, Введенский, предпочитает происходить от Адама. Нарком резко возразил, сказав, что он предпочитает подняться от обезьяны до себя, чем опуститься от Адама до Введенского.
…На тот день, 1 июля, приходилась седьмая годовщина гибели от дизентерии первенцев Анциферовых, Павлика и Таточки. На душе у Николая Павловича было тяжело. Он, склонив голову, зашел в холодный храм, затеплил свечку у «кануна». В 1933 году этот собор будет взорван…
Дальнейший путь Анциферова лежал в сторону Фонтанки, по Гороховой, тогда Комиссаровской, позже, после смерти «железного Феликса», ставшей улицей Дзержинского.
Да, с тех пор и город, и «населявшие» его дома изменились почти до неузнаваемости. В 1918 году были конфискованы почти все частные домовладения (свыше 3 тысяч домов), в богатые квартиры и особняки хлынули жители рабочих окраин. Больше 300 тысяч человек за три месяца 1918-го переселилось в опустевшие дома питерской буржуазии. Квартирная плата была отменена, домовые комитеты бедноты наводили свои порядки. Холерная эпидемия летом 1918 года косила людей без разбора, но «классовая борьба» не ослабевала. В августе, после убийства Леонидом Канегиссером руководителя Петроградской ЧК Моисея Урицкого, начались массовые аресты «социально чуждых элементов», расстрелы заложников. Тогда в Петропавловской крепости казнили остававшихся в городе членов императорской фамилии, среди которых был известный историк, великий князь Николай Михайлович.
К началу 1921-го город опустел, в нем жили 740 тысяч человек – в 3 раза меньше, чем накануне революции. Не работали водопровод и канализация, остановились трамваи, ходившие даже в 1919 году, когда под Пулковом отряды генерала Юденича пытались прорваться к «красному» Петрограду. В город поступало минимальное количество топлива, и чтобы хоть как-то обогреться, жители вырубали леса в предместьях, разбирали деревянные строения, ломали и сжигали двери, полы и перегородки. Сады, скверы и бульвары в городе были превращены в огороды – зелени не хватало, многие страдали от цинги. Полностью изменился состав населения центра бывшей имперской столицы.
В марте 1921 года вспыхнуло восстание моряков в Кронштадте, подавленное большевиками с невероятной жестокостью. По городу вновь прокатилась волна арестов. 3 августа был схвачен и через 3 недели расстрелян Николай Гумилев – поэт, как будто искавший смерти на родине: в годы Первой мировой он служил в Русском экспедиционном корпусе во Франции и с большим риском перебрался в Россию в самом начале 1918 года.
Со второй половины 1921 года начала постепенно оживать замершая на долгие 5 лет тяжелая промышленность Петрограда. С переходом партии большевиков в октябре 1922 года к «новой экономической политике» казалось, что самое страшное – голод, разруха, красный террор – наконец позади. Спустя несколько месяцев возобновили производство паровозов на «Красном путиловце», на Металлическом заводе построили первую паровую турбину, на «Электросиле» начали изготовление генераторов для Волховской ГЭС, тогда крупнейшей в Европе (ее пуск состоялся 19 декабря 1926 года). В мае 1924 года сошли с конвейера первые советские тракторы «фордзон-путиловец», получившие среди рабочих название «федор петрович».
К 1926 году промышленное производство приблизилось к довоенному уровню, численность населения увеличилась до 1 миллиона 300 тысяч человек. Проведенная большевиками в 1922—1924 годах денежная реформа – введение твердого червонца – оживила коммерческую деятельность. Буквально за несколько месяцев НЭПа в городе появилось больше 6 тысяч кустарных и около 2 тысяч частных предприятий мелкой промышленности.
Назойливая пестрота вывесок, мелкие лавчонки, шумные пивные и закусочные, мгновенно заполнившие город, раздражали своей бесцеремонностью.
Идя по бывшей Гороховой, Анциферов поймал себя на мысли, что наиболее прекрасным, с удивительной четкостью и ясностью гармоничных перспектив, город казался ему именно в 1921 году: опустевший, безмолвный, похожий на архитектурную декорацию – такой, каким он вырисовывался на листах архитектурных проектов великих Росси, Томона, Захарова, Кваренги…
Он почти уже подошел к зданию Большого драматического театра на Фонтанке. С 1920-го спектакли стали давать в здании, известном старым петербуржцам, как «суворинский»: построенном в 1878 году Малом театре, труппу которого содержал известный издатель и журналист А.С. Суворин. Проходя мимо театра, Анциферов вспомнил, как 25 апреля 1921 года слышал здесь Александра Блока. Это был последний литературный вечер поэта. После революции Блок вместе с Максимом Горьким, Корнеем Чуковским, Николаем Гумилевым, Михаилом Лозинским разработал программу издания шедевров мировой литературы для массового читателя. Редакция «Всемирной литературы», организованной в сентябре 1918 года, размещалась на Моховой улице, 36. Блок был председателем управления БДТ– нового театра «героической трагедии, романтической драмы и высокой комедии», открывшегося в феврале 1919 года в Большом зале консерватории. Но революционный романтизм первых лет после октябрьского переворота все больше сменялся осознанием мертвящей власти нового чиновничества, тупой жестокости режима, в атмосфере которого задыхались творческие силы. Блок, вероятно, тоже задохнулся, бессильный изменить логику утверждения советского тоталитаризма.
Войдя, наконец, в знакомый с юности вестибюль Публичной библиотеки на углу более привычных ему Садовой и Невского, Анциферов подумал, что полную свободу он может ощутить только здесь – в окружении бесчисленных книжных томов, запечатлевших многовековой опыт человеческой культуры. Он работал в то время в отделе «россики», где комплектовались все издания на иностранных языках, посвященные России.
Впрочем, и в тиши библиотечных залов не получалось игнорировать новые порядки. Только было Анциферов, отрешившись от всех забот, погрузился в работу, перед ним появилась профсоюзная активистка со строгим лицом и напомнила забывчивому ученому о необходимости поскорее заплатить взносы в Общество друзей воздушного флота и Международное общество помощи революционерам. Анциферов сокрушенно вздохнул. Скромной библиотечной зарплаты никак не могло хватать на жизнь, приходилось подрабатывать и чтением лекций, и консультациями в Центральном бюро краеведения, размещавшемся в Мраморном дворце.
Выйдя из библиотеки, Николай Павлович пересек сквер с памятником Екатерине II и направился к зданию Аничкова дворца. Здесь, в бывшей императорской резиденции, с октября 1918 года размещалось уникальное учреждение – Музей Города. По мысли его организаторов, архитектора Льва Ильина и профессора химии Владимира Курбатова, написавшего знаменитый архитектурный путеводитель по Петербургу – музей был посвящен феномену городской жизни в охвате всех ее сторон: быта горожан, коммунального хозяйства, убранства интерьеров, характера планировки и застройки. В Музей Города Анциферова пригласили на заседание архитектурной секции, где обсуждались новостройки Ленинграда последних лет.
Лишь через 7 лет после революции за Нарвской заставой были построены первые 28 домов для рабочих, образовавшие скромный, но выразительный ансамбль Тракторной улицы (архитекторы А. Гегелло, А. Никольский, Г. Симонов). Возникли рабочие жилмассивы на улице Ткачей за Невской заставой, на Троицком поле, на правом берегу Невы у новой тепловой электростанции вырос поселок «Красный Октябрь». К 10-летию советской власти предполагалось открытие дворцов культуры на площади Стачек и на Выборгской стороне, проекты которых были выполнены в суровом стиле конструктивизма. Новинкой в бытовом обслуживании рабочих окраин стали фабрики-кухни, где готовились комплексные обеды, отпускавшиеся на предприятия. В 1923 году в центре города, в Кузнечном переулке, завершили строительство нового рынка, здание которого по проекту С. Овсянникова получило более свойственный Петербургу неоклассический облик. В том же духе были решены сооруженные в 1924-м пропилеи—портики на подъезде к Смольному (архитекторы В. Щуко, В. Гельфрейх).