Самоопределение соседних народов Юго-Восточной Европы пришлось почти на одно время. Собственно, в постоянных столкновениях между славянами, половцами, хазарами, булгарами и выявлялся облик этой части материка.
Распалось государство Великая Булгария, и многие тюркские племена ушли к Волге, где осели, смешавшись с землепашцами финноуграми.
Чуть позже славяне распространились на юг, одолевая своих старинных то врагов, то союзников – половцев и хазар.
Хазары «в ответ» решили преодолеть местечковую языческую разобщенность и сплотиться вокруг единого Бога, обратившись в иудейство.
Хану удалившихся на север булгар сама монотеистическая идея показалась плодотворной, и в 921 году он сделал свой ход: написал повелителю правоверных, халифу арабского мира, что желает принять ислам. Из Багдада к берегам дальней великой реки Итиль не замедлило выйти посольство, секретарь которого, некто Ахмад ибн-Фадлан, человек ученый, оставил нам «Записку» – первое документальное свидетельство о Волжской Булгарии, предшественнице казанской Татарии…
…Чудом не пав жертвой разбойников и едва уцелев ледяной зимой («из-под меховых одеяний у нас выглядывали лишь глаза», – с ужасом вспоминает несчастный уроженец Месопотамии, еще не зная, что по мотивам его приключений десять веков спустя снимут фильм «13-й воин»), арабы в 922 году прибыли в столицу ханства. Радушный хозяин поспешил проявить себя человеком благонравным и знатоком добрых манер, предложив гостям с дороги прочесть совместную молитву, после чего все присутствовавшие под разверстыми знаменами возгласили хвалу Аллаху «так, что вздрогнула земля» – по удовлетворенному замечанию ибн-Фадлана.
Так ислам воцарился в самом северном своем форпосте. Но, кстати, обещанных 4 000 динаров на строительство новой крепости хан от халифа не получил. Никаких практических выгод не дал предкам казанцев переход в «истинную веру», каковое обстоятельство, возможно, отпугнуло от нее Владимира Красное Солнышко, когда 65 лет спустя к нему явились уже вполне правоверные булгарские миссионеры агитировать за Пророка. Киевский князь, как известно, сделал в 988 году совсем иной выбор, и этот выбор решающим образом развел пути волжан и поднепровцев. Столкновение сделалось только вопросом времени.
…Но пока что обе стороны об этом не догадывались. Они даже еще слабо отличались друг от друга по «национальному признаку». Тот же ибн-Фадлан сообщает, что «царь булгар» именует себя повелителем страны «сакалиба», «бледных людей», а этим же словом арабы традиционно называли славян. И вообще, все, что описывает багдадский путешественник, удивительным образом согласуется с «фольклорными данными» о русских племенах. Вот прекрасные и рослые светлокожие люди сжигают тело скончавшегося вождя… крестьяне сеют просо и жито, охотятся в лесах, собирают дикий мед, готовят пьянящий напиток из сока «пальмы с безлистым стволом» (березы) и шьют знаменитые на весь средневековый мир сапоги из мягкой кожи. Царь принимает дань соболями и восседает на троне в меховой шапке-короне… Эта ханская шапка сохранилась, она перевезена из Казани в Москву и выставлена в Оружейной палате. Отличие ее от шапки Мономаха – минимально.
Стычки Булгарии с русскими князьями за контроль над богатой восточноевропейской равниной и, главное, – за основную торговую «дорогу» – Волгу, с переменным успехом шли до начала XIII века, когда домашние распри оказались похоронены под копытами батыевых коней. Новоиспеченное исламское ханство стало самым северным улусом Золотой Орды и вернуло себе самостоятельность только через два века, те же два с лишним века, в течение которых монголы господствовали над Русью. Столицей новой страны, населенной теперь «татарами» (по имени племени, пришедшего когда-то с чингисидами), стала Казань, а рядом стремительно расширяла владения «собирательница земель» Москва. Началось новое, последнее великое противостояние. Казанцы вместе с союзными ханами Крыма раз за разом накатывались на Русь, опустошая города и уводя тысячи людей в рабство. Русские отвечали тем же. За 20 лет, с 1467 по 1487-й, Иван III атаковал ненавистный город семь раз, пытаясь привести его «под свою руку». Удалось это лишь его внуку, Ивану IV – первому Царю Московскому и Царю Казанскому.
…Если пройти мимо стен кремля, оставив позади «летающую тарелку» цирка, к Ленинской дамбе, то на воде по правую руку можно разглядеть островок с возведенным на нем пирамидальным храмом-памятником. Идти до островка десять минут, от дамбы к нему проложена узкая насыпь. Этот островок, который до строительства Куйбышевской ГЭС был холмом, – братская могила, место погребения воинов Ивана Грозного, павших при взятии города в 1552 году. Храм-палладиум, пирамида с выходящими на все стороны света портиками, возведен на склепе. Превращающееся в руины здание передали православной церкви, и теперь в еще разукрашенном надписями помещении идет служба. Церковный привратник отпирает железную дверь, за которой вниз, в склеп, ведут сырые каменные ступени. Первое, на что падает взгляд, – кучка истлевших костей, сложенных в углу. «Здесь из всех дворянских родов: и Романовых, и Раевских, и Радищевых… Кости повсюду – как начинаешь убирать, так натыкаешься… А в Гражданскую еще сколько добавилось!..»
Штурм Казани был страшно кровавым. Говорят, что англичанину на царской службе Бутлеру не с первого раза удалось подорвать крепостные ворота. Он долго возился, и к тому времени, когда наконец справился, стрельцы от нетерпения вошли в боевое неистовство. В центральном городище очень скоро не осталось ни одной живой татарской души. Чтобы обеспечить молодому царю триумфальный въезд в кремль, накануне пришлось всю ночь разгребать дорогу от трупов. Копать могилы было некогда (тогда б уж точно не успели), поэтому тела на скорую руку привязывали почетверо к древесным стволам и сбрасывали в Волгу. Это, кстати, оказалось грамотным пропагандистским ходом. В нескольких сотнях километров ниже по течению астраханского «коллегу» злосчастного хана Казанского так потрясли жуткие «плоты», что он в ужасе бежал от русских без боя. «Великолепный город», увиденный мифическим царем в речном отражении, перестал быть. Несколько лет Казань лежала в руинах, и никакие «реставрационные» меры победителей, наверное, не могли скрасить неизбежного впечатления случайного очевидца: «переломанные» пополам минареты, пепелища, бездомные собаки, руины, руины…
Странно, что именно в эти времена и среди этих чуждых московитам по вере руин, под стенами этого кремля явил себя главный символ мира и единства России – икона Казанской Божьей Матери. Та самая спасительница, которой молилось и ополчение Минина, и Михаил, первый из Романовых, и Кутузов, уходя на бой с Наполеоном. 21 июня 1579 года девочке Матрене, дочери стрельца, который участвовал в грозненском нашествии, явилась во сне Богородица и приказала отыскать свой нерукотворный Образ в фундаменте сгоревшего дома.
Эта история, достаточно хрестоматийная, имела, однако, психологический обертон, который историки обычно упускают, сосредоточиваясь на дальнейших приключениях самой иконы. А ведь как звучало слово «Казань» для русского слуха до великой находки и как зазвучало после? Всего 27 лет прошло после похода Ивана IV. Естественно, завоеванные татарские земли воспринимались пока как вражеские, трофейные, такие, которые можно и нужно использовать в хвост и в гриву без всякого зазрения совести. А Богоматерь разом все изменила, обозначив здесь свое священное для православных присутствие. Теперь казанские берега Волги – почтенное место паломничества, «фрагмент» Святой Руси, несмотря на то что сама икона скоро покинула «родной край», а потом, за полгода до Кровавого воскресенья, и вовсе исчезла. Говорят, когда она будет найдена, общее возрождение России, с ее Казанью, Москвой, Петербургом и всеми пределами пойдет несказанно быстро. А пока в татарскую столицу возвращена та копия, что простояла 11 лет в покоях Иоанна Павла II и отправилась «домой» по его благословению.