На все это ушло немало времени, матросы получили не один синяк; три бочки смыло за борт, когда их наполняли водой, но в итоге увеличение балласта позволило хоть немного уменьшить килевую качку каравеллы.
Руководя всей операцией, адмирал оставался рядом с рулевым и не сдвинулся с места даже после того, как отпустил боцмана с его дюжиной матросов. За весь день он ничего не ел, лишь утолил жажду кружкой подогретого вина с пряностями, которое принес ему заботливый стюарт. Не покинул он своего поста и с наступлением ночи, а рассвет следующего дня застал его у румпеля. Рулевые же менялись регулярно, и каждому адмирал был готов прийти на помощь, чтобы исправить даже малейшую ошибку. В результате нужный курс выдерживался при любых, даже едва заметных колебаниях направления ветра.
Дважды за ночь на корме появлялся Коса, предлагая сменить его. Но адмирал остался непоколебим. Он полностью доверяет только самому себе и никому другому, сказал он, и сам, разумеется, с божьей помощью, преодолеет выпавшее на их долю тяжкое испытание.
Второй день урагана Колон провел у румпеля, и не однажды его интуиция и мастерство спасали корабль при неожиданных порывах ветра. Казалось, шестое чувство предупреждало его о надвигающейся опасности, и всякий раз он успевал отвратить ее.
Ближе к вечеру шторм начал выдыхаться. Прекратился дождь, ветер притих, зеленые волны перестали перекатываться через нос «Санта-Марии». Деревянный корпус еще зловеще скрипел, но, по крайней мере, не дал течь, и не сломался ни один рангоут. К наступлению ночи с востока дул лишь легкий бриз, хотя море еще не успокоилось. Только тогда, под очистившимися от облаков небесами, Колон, с посеревшим лицом, с налитыми кровью глазами, передал управление кораблем Косе, а сам направился к трапу в каюту. Перед тем, как ступить на него, он оглядел море и небо. Менее чем в четверти мили от «Санта-Марии» различил силуэты двух других каравелл эскадры, идущих под всеми парусами. И они выдержали шторм, в чем, собственно, Колон и не сомневался, полагаясь на опыт Пинсонов.
Колон глянул на шкафут. Там собирались люди, тридцать шесть часов назад жаждавшие его смерти. Они выползали из укрытий, благодарили Бога за то, что остались, в живых, еще не пришедшие в себя от пережитого ужаса, отбросив все мысли о мятеже, ибо сознавали) что жизнь им спас тот самый человек, которого они хотели убить. А самые набожные расценили шторм, как божественное вмешательство, спасшее их бессмертные души от вечных мук.
И было Колону в ту ночь видение, о чем он рассказывал позже, хотя едва ли его можно назвать иначе, чем сон. Образ, которому он молился перед тем, как уснуть, увеличился в размерах до человеческого роста, а затем сошел с картины и поплыл к кровати, широко раскинув руки.
— Спи спокойно, Кристобаль, — послышался голос,— ибо я с тобой и охраняю тебя.
Однако эти печальные глаза, эти полные губы, изогнувшиеся в божественной улыбке, принадлежали не деве Марии, а Беатрис Энрикес.
Глава 30. Земля!
Проснулся Колон во второй половине следующего дня, бодрый и полный сил. В иллюминаторы увидел теперь уже спокойное, залитое солнцем море.
Гарсия, стюард, принес ему еды, на которую он набросился с необычайной жадностью.
Скоро появился Коса, чтобы определить местоположение судна и передать полученные результаты на другие каравеллы. О точности говорить не приходилось, поскольку во время урагана никаких замеров не делалось.
Выйдя на палубу, Колон полной грудью вдохнул свежий воздух. Устойчивый ветер надувал паруса. На борту царил полный порядок. Разрушенное ветром и волнами уже заменили. Команды боцмана и плотника поработали на славу. Хватило дел и цирюльнику-хирургу, поскольку шторм и предшествующая ему жаркая схватка оставили на моряках немало отметин.
Западный горизонт, к которому они продолжали идти, оставался все таким же пустым. Впрочем, последнее теперь больше волновало Колона, а не матросов, поскольку буйство морской стихии, похоже, выпило из них всю энергию, и теперь они не имели сил даже возмущаться, не то что бунтовать.
Вновь у корабля появились тунцы, пролетела мимо стайка птиц, держа курс на юго-запад. Дон Родриго Хименес, поднявшись по трапу, обратил на них внимание адмирала.
— Если бы не миражи, которые уже столько раз обманывали нас, — заметил идальго, — я бы сказал, что земля совсем близко.
— Наверное, так оно и есть, — не стал разубеждать его Колон. — Это же цапли, которые никогда не улетают далеко от земли.
Утверждение это на самом деле являлось очередной догадкой, хотя, возможно, основывалось на его личных наблюдениях. Во всяком случае, ранее ему не приходилось видеть цаплю над морем на большом расстоянии от берега.
Какое-то время спустя они увидели пеликана, а еще позже — утку. Появились и другие свидетельства близости земли. Из моря выловили зеленую ветку с ягодами. А Мартин Алонсо, приплывший на ялике с «Пинты», привез с собой часть ствола сосны, поднятой ими из воды. Он доложил, что «Пинта» с честью выдержала ураган, и высказал предположение, что земля совсем рядом, но искать ее надо на юго-западе.
Колон, однако, с ним не согласился, продолжая утверждать, что Сипангу находится на западе. Говорил он об этом столь уверенно, что Мартин Алонсо не стал даже спорить, а отбыл на свою каравеллу.
Когда его ялик отвалил от борта, Аранда, присутствующий при разговоре, спросил адмирала, на чем основана такая убежденность.
— Убежденность? — Колон рассмеялся и ответил с предельной откровенностью, которую позволял себе только с Арандой. — Убежден я только в одном: если мы будем идти зигзагами, то можем пройти мимо всех островов океана. А прямолинейное движение, по крайней мере, гарантия того, что рано или поздно мы наткнемся на землю.
— Я молюсь за то, чтобы это случилось рано, — вздохнул Аранда, — ибо матросы затихли только на время. Признаки близости земли приободрили их. Но да поможет нам Бог, если они и на этот раз окажутся ложными.
В золотом великолепии солнце закатилось за пустынный горизонт, и команда видела, как Колон беспокойно расхаживал по юту под ночными звездами, отбрасывая черную тень в свете фонаря.
Внезапно он остановился, схватился за поручень, всмотрелся в темноту шкафута. Внизу шевельнулись какие-то тени.
— Эй! — позвал он их.
— Что, дон Кристобаль? — ответил ему Хименес.
— Поднимайтесь сюда, — возбужденно воскликнул Колон. — Кто там с вами? Поднимайтесь вдвоем.
Хименес тут же поднялся на ют, за ним следовал Санчес, также один из обедневших дворян.
Пальцы Колона сжали руку дона Родриго, как железные тиски:
— Посмотрите туда. Прямо перед собой. В направлении бушприта. Скажите мне, что вы там видите...
Всмотревшись, Хименес увидел крохотную яркую точку, огонек, и сказал об этом.
— Да, огонь! — кивнул Колон.— Я боялся поверить своим глазам. Или фонарь, или факел. Им машут из стороны в сторону. Видите?
— Вижу. Вижу.
Колон повернулся. Присущее ему спокойствие исчезло. Он дрожал от возбуждения.
— Видите, Санчео? Посмотрите! Видите?
Он указал на крошечный огонек. Тот, однако, исчез, и Санчес ничего не увидел.
— Но он там был, дон Родриго это подтвердит, — настаивал Колон. — И светили с суши. С суши! Вы понимаете?
— Несомненно, адмирал, — согласился Хименес. — Другого и быть не может.
— Наконец-то земля, — выдохнул Колон. Затем осенил себя крестным знамением и выкрикнул во весь голос: — Земля! Впереди — земля!
Крик разбудил «Санта-Марию». Зашевелились спящие на шкафуте. Загудели голоса. Матросы делились друг с другом услышанным. Хименес и Санчес спустились вниз, чтобы рассказать что они видели. В ту ночь на флагманском корабле уже не спали. На нем царили возбуждение, надежда, но не вера. Слишком часто земля оказывалась призрачной, о чем напомнил им Ирес с перебинтованной головой.