Но империя Мухаммеда I была слишком крупным противником. Никакие хитроумные доводы семиградских политиков не могли бы убедить турок добровольно отказаться от экспансии на Север. Имелись и соображения высшего плана, вообще не подлежащие обсуждению: ислам — религия завоевателей. Поэтому независимость Трансильвании оказалась тесно связанной с замыслами и действиями валахских господарей — маленькое княжество Валахия лежало между Семиградьем и мусульманским колоссом, играя роль своеобразного буфера. Прежде чем напасть на трансильванские города, туркам требовалось покорить Валахию; и в интересах семиградцев было создать такое положение дел, чтобы султан дважды подумал, прежде чем начинать новую войну с Валахией.
Эпитет «новая» не случаен. Хотя в середине XV века значительная часть Балканского полуострова уже входила в состав Османской империи, турки чувствовали себя здесь скорее господами, чем хозяевами. Восстания против турецкого владычества вспыхивали то тут, то там; их питали два могучих источника — стремление к национальной независимости и защита веры отцов. Эти восстания всегда жестоко подавлялись, но все же иной раз вынуждали турок идти на некоторые компромиссы.
Одним из таких компромиссов было сохранение государственного статуса отдельных княжеств, при условии их вассальной зависимости от султана. Была оговорена ежегодная дань — например, Валахия выплачивала ее серебром и лесом. А для того, чтобы тот или иной князь ни на минуту не забывал о своих обязанностях по отношению к повелителю правоверных в Стамбуле, он должен был отправить заложником ко двору султана своего старшего сына. И если князь начинал проявлять строптивость, юношу ждала —в лучшем случае — смерть.
Такая судьба была уготована и молодому Владу. Вместе с несколькими другими «высокородными отроками» — боснийцами, сербами, венграми — он провел несколько лет в Адрианополе в качестве «гостя».
Впечатления, приобретенные им в этот период, оказались, видимо, решающими при формировании характера будущего господаря Валахии. Радушные хозяева не скупились на наглядные примеры, показывающие, что ждет всякого, кто вызвал гнев султана или его приближенных. Влад и сам с детских лет выказывал свирепость, казавшуюся излишней даже в те суровые времена. Но с организованной жестокостью, возведенной в принцип, он познакомился уже при дворе султанского наместника, и эта школа не прошла впустую. Турки были хорошими учителями, а Влад — понятливым учеником.
Об изощренных казнях европейского и мусульманского средневековья написано много книг; читать их страшно. Ограничимся описанием двух небольших и, по понятиям того времени, незначительных эпизодов, свидетелем которых был молодой Влад.
Первый эпизод — повесть о султанском милосердии. Дело было так: один из вассальных князей поднял восстание, и этим обрек на смерть двух своих сыновей-заложников. Мальчиков со связанными руками привели к подножию трона, и султан Myрад объявил, что по своей бесконечной милости он решил смягчить заслуженную ими кару. Затем, по знаку властелина, один из янычар-телохранителей выступил вперед и ослепил обоих братьев. Слово «милость» применительно к данному случаю употреблялось вполне серьезно, без всякой издевки.
Вторая история связана с огурцами. Гостеприимные турки выращивали для стола пленных принцев привычные им овощи, и вот однажды обнаружилось, что с грядки похищено несколько огурцов. Дознание, срочно проведенное одним из визирей, не дало результатов. Поскольку подозрение в краже редкого лакомства падало в первую очередь на садовников, было принято простое и мудрое решение: немедля выяснить, что находится в их желудках. «Специалистов» по вспарыванию чужих животов при дворе хватало, и волю визиря тут же исполнили. К радости верного слуги повелителя правоверных, его прозорливость получила блестящее подтверждение: в пятом по счету разрезанном животе обнаружились кусочки огурца. Виновному отрубили голову, остальным же было дозволено попытаться выжить.
Что же касается казни на колу, то редкий день обходился без этого зрелища, причем во время групповых казней первыми жертвами всегда были цыгане. Гибель одного или нескольких несчастных кочевников являла собой как бы обязательный традиционный пролог к еще более обширной кровавой драме.
Теперь трудно представить, что происходило в душе не по возрасту угрюмого двенадцатилетнего мальчика, видевшего все это изо дня в день. И, наверное, именно отроческие годы Влада, омытые реками крови, превратили его в нравственного калеку. Период турецкого плена — ключ к разгадке всей последующей жизни нашего героя. Какие чувства переполняли его сердце, когда он смотрел на предсмертные муки людей — жалость, ужас, гнев? Или, может быть, страстное желание применить что-нибудь подобное к тем, кто держит его в плену? Во всяком случае, Влад должен был скрывать свои чувства, и он в совершенстве овладел этим искусством. Ведь точно так же его отец в далекой Валахии, стиснув зубы, слушал надменные речи турецких послов, сдерживая руку, рвущуюся к рукояти меча.
Оба Влада, старый и молодой, были всего лишь марионетками ненавистного султана. И оба верили, что это — до поры до времени.
В1452 году Влад вернулся на родину и вскоре занял опустевший валахский трон. Теперь наконец можно было сбросить оковы лицемерной покорности.
Заряд ненависти к туркам, накопившийся в душе молодого князя, был огромен. Влад III горел желанием показать своим учителям, что хорошо усвоил все преподававшиеся ему науки — насилие и хитрость, изощренную жестокость и искусство воевать. И хотя Влад всегда оставался ревностным и пылким христианином, в политике и в жизни он пользовался привычными ему с юных лет методами пашей и эмиров. В перспективе уже маячил целый лес заостренных кольев: на историческую сцену вступил Влад Тепеш.
Влад III правил недолго, около десяти лет. Очень скоро ему пришлось столкнуться с противодействием бояр, мешавших проведению единой политической линии, и он повел безжалостную борьбу с ними. При этом, как уже говорилось, князь опирался на поддержку беднейших слоев населения страны. Но, конечно, антифеодальная политика Влада III вдохновлялась совсем не любовью к простому люду и не состраданием — это чувство было ему неведомо, а стремлением к укреплению государства и собственной единоличной власти. Подобным образом короли Западной Европы использовали горожан в своей борьбе с непокорными феодалами.
К тому же бояре были явно расположены в пользу турок. Это легко понять: наместники султана не покушались на привилегии древних родов, а лишь требовали лояльности и своевременной выплаты дани. Воевать с султаном никто из бояр не собирался, а что касается дани, то вся ее тяжесть ложилась дополнительным бременем на тех, кто пахал землю и пас овец, рубил лес и ловил рыбу.
Бояре, встревоженные замыслами молодого князя, стали плести интриги. Этого и хотел Влад. Как только оппозиция сформировалась, он начал действовать, причем с энергией и размахом, совершенно неожиданными для его противников.
По случаю какого-то праздника князь пригласил к себе в столицу, в Тирговиште, чуть ли не всю валахскую знать. Никто из бояр не отклонил приглашения, не желая демонстрировать отказом недоверие или враждебность. Да и само количество приглашенных, казалось бы, гарантировало их общую безопасность. Судя по дошедшим до наших дней отрывочным описаниям, был тот пир роскошен и прошел очень весело. Вот только закончился праздник несколько необычно: по приказу «радушного» хозяина пять сотен гостей были посажены на колья, так и не успев протрезветь. Проблема «внутреннего врага» была навсегда решена.
Страна ужаснулась, но популярность Влада, как это ни парадоксально, росла, уже приобретая характер массового психоза. Такое положение дел — сочетание любви и страха — как нельзя лучше соответствовало его планам. На очереди была борьба с турками, для которой требовалось много послушных и верных солдат. А тому, кого боятся и в то же время любят, легко собрать армию.