В самолёте расселись друг против друга по пять человек вдоль бортов.
Для старослужащих этот прыжок с самолёта был как бы внове. Последний, осенний, они совершили три месяца назад. Межсезонье нарушало привычку к прыжкам, которую приобретают солдаты за напряженное время боевой учёбы.
Золотов сидел наискосок от Сметанина. В какой-то момент они глянули друг на друга; Золотов подмигнул Сергею.
Сметанин отвернулся и зевнул. Он должен был прыгать вторым, следом за Андреевым.
Пилот закрыл дверь и прошел в кабину. Самолет задрожал, с надсадным гулом, будто с трудом отрывая лыжи от наста, развернулся, двинулся к взлётной полосе и, пропрыгав по рифленым застругам, оторвался от земли.
Едва самолёт очутился в воздухе и Сметанин понял, что пути к отступлению отрезаны не только в его сознании, но и физически, что прыгать придётся непременно, он почувствовал себя спокойнее.
«Если бы Ленка Чернышева каким-нибудь чудом оказалась здесь… Уж, наверное бы, я глядел веселее… В сущности, почему-то всегда стараешься выглядеть не таким, какой ты есть на самом деле, особенно перед людьми, которые тебе нравятся… Мне ни разу в жизни прежде не случалось прыгать с самолёта; если бы я прыгал часто, то знал бы прочно, что пересилю себя и прыгну, знал бы не только сейчас, но ещё вчера перед отбоем, когда объявили, что завтра будут прыжки… Но если бы здесь была Лена, я бы не стал думать о том, что со мной может случиться, а старался бы сделать такое, что могло бы ей понравиться и чтобы после этого она смотрела на меня другими глазами… Как я любил глядеть на нее, когда она смеялась и откидывала голову назад и чуть вбок, и волосы у нее ссыпались в одну сторону…»
Второй пилот с висящим под коленями небольшим парашютом прошел из кабины в хвост, волоча за собой чёрный шнур от ларингофона, и остановился там с флажком у двери. Выпускающий офицер встал и крикнул:
— Карабины!
Все поднялись и защелкнули карабины вытяжных фалов на тросе. Офицер проверил закрепление и, подойдя к двери, накинул на общий трос свой карабин.
В хвосте на табло вспыхнула желтая лампочка:
«Приготовиться»…
Андреев подвинулся ближе к двери.
Второй пилот приоткрыл дверь. Холодный вихрь ворвался вовнутрь. Сергею стало жарко; он напрягся, чтобы поувереннее сделать последние шаги.
Взвыла сирена. Пилот распахнул дверь. Андреев закрыл собой голубой проем. Сергей шагнул следом.
Зелёный сигнал, лицо выпускающего с прищуренными глазами, порожек, обитый вафельной резиной, качающийся белый горизонт — все мгновенно мелькнуло перед ним. Он сильно оттолкнулся, нырнул в пустоту; в лицо хлестнуло колючим ветром высоты и движения.
Но вдруг вместе с ощущением свободного падения, которое он испытал уже раз и запомнил, он почувствовал сильный рывок, который забросил его куда-то вверх. У него сперва всё потемнело в глазах, а затем пошло расплываться мутными зелёными кругами.
— А, чёрт! — Подполковник Алишин, прикрыв в глаза ладонью от солнца, глянул в зенит.
— Смотри! Смотри! — закричал кто-то из солдат рядом с ним.
Все, кто стоял в морозной тишине на околице деревни в пункте сбора, у машин с парашютами, и те, кто ещё шёл сюда, таща свои парашюты, проваливаясь в снег, по просторному полю площадки приземления, казалось, услыхали этот крик и стали напряженно всматриваться в небо.
Бесшумно подъехала машина командира полка.
Полковник Гончаров выпрыгнул из нее легко, почти на ходу, одетый в ту же зелёную десантную робу, что и все остальные, но в серой папахе и особых меховых сапогах…
Мишин — он был старшим на площадке приземления, — обернувшись к нему, закричал:
— Полк! Смирно! — И, приложив ладонь к виску, направился было к командиру полка, но тот замахал руками и показал на самолёт: — Связь есть?
— Так точно… Набирают высоту…
— Кто зто там?
— С самолёта сообщили: рядовой Сметанин — фал вместо чехла к парашюту оказался привязан…
— Год службы?
— Первый…
— Хреново!.. Команду «отставить» на старт дали?
— Так точно…
— Пошли к рации.
Они заскрипели снегом по пропечатанной шинами колее: впереди командир полка, Мишин чуть сзади…
— За три года первое ЧП подобного рода, — говорил командир полка, оглядываясь через плечо на самолёт. — Мне кажется, благополучие породило безответственность… Где начальник парашютнодесантной службы?..
— Не могу знать…
— Вызвать немедленно. Вездеход?! Почему нет вездехода? Вы ответственный за площадку приземления… Санитарная машина в лес не пролезет…
— По инструкции…
— К черту ваши инструкции!.. Почему не обеспечили?!
Самолет продолжал набирать высоту.
Полковник снял перчатки, папаху, вытер пот со лба.
«У него один шанс: обрезать стропы — и на запаске… И быстрее! Сообрази это побыстрее!..»
Выпуклая линза земли в пятнах лесов, небо с рыжей туманностью солнца вращались стремительной каруселью, осью которой был Сергей.
Он потерял себя в этом движении; ужас от непоправимости происшедшего, головокружение, и тошнота сковали его.
«Втянуть в самолёт не могут… Точно… не могут!
Отцепить? Отцепить не могут — кому охота отвечать, в случае чего… В каком случае? Неужели все — аут?..
Когда же ошибся?! Я отошел на укладке, а потом перевязывал узел! Господи! Зачем я перевязывал его после проверки! Они не отцепят—не имеют права… Сам?! Сам! Только сам!.. Сам! Резать стропы! Нож?!»
Тяжелый, в эбонитовых ножнах, штык от автомата, который мог быть ножом, пилой, кусачками, нравился Сергею своей мужской увесистостью. Сейчас штык не был просто красивой игрушкой — он превратился в то единственное, что связывало Сметанина с землей и жизнью.
Штык был засунут под резинки запасного парашюта,
Руки Сергея закоченели. Преодолевая подступающую тошноту, он сильно прижал левой рукой ножны плотнее к запасному парашюту, скрюченными пальцами правой руки выдернул из них нож.
Сергей закусип губу. Чузствуя солоноватый привкус крови, поднял руки над головой, с ожесточением резанул лезвием по лямкам; стропы отпружинили в сторону, как лопнувшие струны…
Там, на земле, люди затаили дыхание.
Он полетел спиной к земле, очень удачно для раскрытия запасного парашюта… Выронив нож, он рванул от себя неожиданно тонкое после рукоятки ножа кольцо запасного…
Тишина оглушила его, как взрыв…
«Жив! Жив! Жив! Я жив!.. О, как теперь я буду жить!.. Каждая секунда алоя! Я жив!»
Сергею показалось, что он впервые ощутил своё присутствие в мире.
Земля была ослепительно белой.
«Я жив!.. Буду жить всегда!..»
Его мягко уронило в колючий снег. Ветер запарусил парашютом. Сергея несколько десятков метров волочило по снежной целине; не было сил, чтобы подтянуть к себе нижнюю стропу — погасить купол.
Порыв ветра утих; Сергей быстро подобрал к себе стропой кромку полотнища… оно опало… Лежа на боку, он стал отстегивать подвесную систему — не поддающиеся пальцам морозно-жгучие замки и карабины, скрепляющие толстые плоские тесьмы лямок.
Сзади послышался торопливый скрип шагов по снегу; Сергея окликнули; он повернул голову.
«Иванов… А я нож потерял… Черт с ним!..»
Иванов подбежал и молча начал собирать купол парашюта.
— Я нож потерял, товарищ сержант, — сказал Сметании.
— На снегу не сидите… Вставайте… Я понесу ваш парашют…
— Марат! Марат!
— Ну, здрасте, плакать… Всё нормально…
— Я сначала думала — с тобой… Всё время кажется, что-то случится, вот-вот случится…
— Ну-ну…
Углов отвел её к дивану, посадил, присел рядом.