— Ну, может, он и не спал, — неуверенно предположил я.
— Может, — кивнул шеф. — А теперь слушай.
Оказалось, что москвич Воронов не впервые бывал в нашем городе. Однажды он приехал сюда с группой писателей — тогда это называлось «читательские встречи» с непременной читательской конференцией и тем, что в моем реальном времени именуется автограф-сессией.
А наутро после этих «встреч» писатель Воронов неожиданно заглянул в редакцию «Пульса». Заместителю его редактора Сотникову маститый автор сообщил, что его заинтересовала одна из публикаций «Пульса», которая случайно попала ему в руки. Речь шла об одной женщине-«потеряшке» — так в редакции еженедельника ее сотрудники за глаза называли героев своих публикаций, людей пропавших или потерявшихся.
Она была обнаружена нарядом милиции на городском вокзале, при этом не помнила о себе ничего, даже собственного имени. Врачам и психологу пришлось немало повозиться с ней, прежде чем она вспомнила, как ее зовут и откуда родом. Проверка подтвердила сказанное ею, и женщина благополучно отправилась поездом домой, в соседнюю область.
«Пульс» проследил эту ситуацию от начала до конца и опубликовал на своих страницах очерк, где остро ставилась проблема «потеряшек» как в высшей степени социальная и требующая безотлагательных решений. Воронов с этим был согласен; по словам детективщика, в его писательском блокноте скопилось немало описаний других случаев пропаж людей, далеко не все из которых имели счастливый конец. Даже наоборот: большинство пропавших людей так и не были найдены. Статистика списывала их на криминальные разборки и внезапные отъезды в другие регионы и даже страны. Но при этом их пытались искать родственники и друзья, а милицейское начальство нервно наблюдало за тем, как в этой сфере растёт количество нераскрытых дел-«висяков».
В ходе беседы писатель попросил журналиста об одолжении. Речь шла о подборке публикаций на тему «потеряшек» за последние пару-тройку лет. В идеале — не только в «Пульсе», но и, по возможности, в остальной крупной городской прессе. Заручившись обещанием помочь, Воронов любезно презентовал собеседнику свой роман как раз на эту тему — о поисках бесследно пропавшего человека. При этом туманно намекнул, что сюжет основан на реальной истории, что исчезнувший оставил после себя некие следы, характерные для многих «потеряшек». Главное, уметь не только прочитать эти следы, но и правильно их понять.
С чем его собеседник был абсолютно согласен.
Сотников уже не помнил в точности, кто именно в их разговоре высказал идею создания специальной службы или агентства, которое занималось бы поиском пропавших людей. Однако именно Воронов намекнул, что в числе «потеряшек» за последние годы было несколько довольно-таки высокопоставленных персон и крупных хозяйственников.
На том и расстались, пообещав поддерживать связь и непременно информировать друг друга о каких-то особенных, интересных случаях. В итоге их знакомство как-то само собой увяло, однако Сотников ухватился за эту идею, заручившись поддержкой своего приятеля.
— Это и есть небезызвестный тебе Максим Юрьевич Воротынов, — сообщил мне Сотников, открывая водительскую дверь. — Так что наш предстоящий разговор обещает быть весьма любопытным, друг мой ситный Александр.
И мы отправились к Воронову в гости, если можно так сказать. А на самом деле — в казенный дом, о чем я старался не забывать ни на минуту.
Однако к пациенту так сразу нас не допустили. Врачи проводили ему какие-то медицинские процедуры, и нас попросили подождать. При этом известии мы недоуменно воззрились на Максима Юрьевича, но тот с виноватым выражением на лице лишь притворно поднял руки вверх, как бы сдаваясь обстоятельствам. Всем своим видом кагэбэшник словно говорил: так, где медик всесилен, даже Комитет бессилен.
Потом он, извинившись, куда-то ушел по коридору изолятора, а мы с шефом уселись на узкий диванчик в маленьком фойе, устланном выцветшими коврами и уставленном большими деревянными кадками с о всякими экзотическими кактусами и фикусами. А чтобы я не скучал, Сотников вручил мне тонкую коричневую папочку на молнии из кожзама и наставительно произнес:
— Полистай, пока суд да дело. Только что выделили, с барского плеча…