Геологи Иноземцевы остановились лагерем в непосредственной близости от объекта, после чего в течение двух с половиной суток в полевых условиях обследовали как сам «купол», так и его окрестности, о чем подробно описано в их дневниковых записях, которые систематически вели оба супруга.
На третьи сутки Павел и Ольга Иноземцевы сумели обнаружить «вход», по их словам, «внутрь» объекта. Каким образом был обнаружен «вход», О. А. Иноземцева объяснить затруднилась. В промежутке времени между 15.00 ч. и 16.00 ч. им удалось проникнуть внутрь. По всей видимости, время проникновения зафиксировали наручные механические часы Ольги Иноземцевой: ее хронометр прекратил ход и остановился в 15.26 ч. Можно с определенной долей уверенности предполагать, что к 16.00 ч. Иноземцевы вошли «внутрь» «купола», после чего всякая связь с ними была нарушена и полностью прекратилась.
Обратно исследователи не вышли из «объекта К586.3» ни через сутки, ни через трое, когда в район деревни Матюшино прибыла поисковая команда. Ею была обнаружена палатка с личными вещами Иноземцевых, в числе которых имелись и подробные дневниковые записи. Однако первичный поиск самих пропавших геологов Иноземцева П. П. и Иноземцевой О. А. результатов не дал. Более того, не был обнаружен и сам «объект К586.3». Кроме того, особенности окружающего рельефа визуально не соответствовали описаниям Иноземцевых, имеющимся в их походных экспедиционных блокнотах.
В ходе дальнейших поисков пропавших супругов Иноземцевых были привлечены…
Далее следовал перечень войсковых подразделений и мобильных групп сотрудников МВД, разыскивавших злополучных геологов на протяжении недели. В итоги эти поиски также не дали результатов, поисково-спасательные работы были прекращены, и в следственном деле появилась соответствующая запись. Отныне Иноземцевы официально считались пропавшими без вести.
Следующий лист заставил меня, что называется, прищуриться.
Там повествовалось о событиях четырнадцатилетней давности. Вообще сам документ, его стилистика и оформление заставляли меня усомниться в его подлинности в смысле принадлежности к какому-то официальному ведомству. Покончив с первым листом истории Иноземцевых, я обратил внимание шефа на это.
Сотников согласился, однако сказал, что это — позднейшая компиляция и выжимка сведений из нескольких официальных бумаг, взглянуть на которые ему не удалось. На вопрос об авторе этой компиляции Владимир Аркадьевич молча указал пальцем на потолок, а затем заговорщицким движением слегка отвернул левый лацкан пиджака, как бы демонстрируя там значок секретной службы — заблуждение, известное мне еще с детских игр в шпионов и полицейских, почерпнутое в знаменитой комедии «Блеф» с Адриано Челентано. И я понял, что таинственный доброжелатель, передавший этот документ Сотникову, был никем иным как румяным особистом Максимом Юрьевичем.
По ходу чтения я, конечно же, быстро догадался, что речь идет о моих псевдо-родителях, геологах из Ангарска, которые в своем последнем письме как раз упоминали этот таинственный «купол». Одного я никак не мог понять: причем здесь я, и какое отношение имеет моя скромная персона ко всей этой занимательной истории?
Во втором и последующих листах дела пропавших геологов сообщалось о том, что в феврале 1980-го года Ольга Иноземцева неожиданно объявилась примерно в десяти километрах от места своего исчезновения. Женщина просто пришла в районный отдел МВД и чистосердечно рассказала о том, кто она и откуда тут взялась. Собственно рассказывать ей особо было не о чем: ничего, что произошло с Ольгой Иноземцевой в течение последних четырнадцати лет женщина не помнила. По счастью, в райотделе сидели не дураки: не поверив ни одному слову непрошеной рассказчицы, работники милиции сообщили о ней куда следует.
Я сразу вспомнил перст Сотникова, указующий в потолок, то есть в направлении начальственных высот, где обитало самое всесильное ведомство нашей советской страны.
Был предоставлен транспорт с сопровождающим сотрудником МВД, после чего Ольга Иноземцева очень скоро оказалась в крепких объятиях областного Комитета государственной безопасности, откуда ее срочно перевезли в Москву. Там она прошла все необходимые и довольно многочисленные проверки, включая медицинское освидетельствование, которое подтвердило предварительный диагноз ранее осмотревшего женщину деревенского фельдшера: долгосрочная амнезия, то есть полная потеря памяти, в результате некоего неврологического расстройства.