Мурка покраснела. Когда еще из кафе напротив Академии она звонила бабке предупредить, что не придет, из телефона вырвался бешеный поток помоев: разве что слово «курва» в нем было цензурным. Даже сидящий с противоположной стороны стола Швед все расслышал, не то что Яна рядом. Мурке еще никогда в жизни так стыдно не бывало: до слез, до удушья – а Янка всунула ей в руки свой нетронутый мохито, помахала в лицо кафешечной рекламкой и сказала:
– Не грузись. Старый больной человек, нервов, похоже, ноль. А ты – пей. Тут совсем немножко алкоголя. Реветь не вздумай. Ты слушай дальше… Ты поняла, что мы до этого сказали?
– Поняла. – Мятная ледяная мягкость напитка омыла ее обалдевший от Янкиного сочувствия умишко изнутри, успокоила. – Секса вам со мной не надо, так что бояться нечего. – Она погрызла крохотную ледышку – а что, секс – самое страшное? – и посмотрела в экран планшета. Взгляд снова провалился в прямоугольный кусочек другой реальности: у серых перил Большого зала худенький понурый эльф в мокрой джинсовой куртке. И она, и не она. Как Швед такое делает? – А надо вам меня всяко-разно пофоткать, потому что у меня странная внешность.
– Ты не там, не здесь, – сказал Швед, не отводя вдумчивых теплых глаз. – Не ребенок – не взрослая. Не мальчик – не девочка. Вот я и вижу… Такое существо: ни возраста, ни пола. То ли ангел, то ли бес. Как подгримируешь. Короче, ты – то, что мне сейчас надо в проект. Ты очень мне сейчас нужна такая. А там посмотрим.
И Мурка согласилась. Переступила черту, отделяющую ее, бездомную кошку, от странной волшебной жизни Шведа и Яны. И ее в большой белой машине привезли сюда. В трехкомнатный замок над Невой.
Она отпила из тяжелой кружки густого сливочно-кофейного счастья и сама себе не поверила: неужели вот это она, ничейная бродячая Мурка, сейчас стоит у огромного окна в золотом свете заката и смотрит, как по медно-синей Неве идет белый пароходик? И что это именно ей говорят, что она – и «нужна такая»? Она – вот эта замухрышка с кучей проблем?
– Оставайся, – сказала Янка. – Вон у нас комната, где реквизит, мы туда почти не заходим. Диван там есть. В школу утром я тебя буду отвозить, все равно каждый день по Кирочной проезжаю. Чего тут: через мост – и на месте.
Завыл телефон. Мурка достала его, оказалось – отец. Блин, это бабка уже наябедничала… Надо ответить:
– Да, пап.
Голос отца звучал так же раздраженно, как бабкин, но хоть без мата:
– Что там у тебя, не можешь без историй? Почему не дома?
– Я у подружки. – Яна и Швед переглянулись, притихли, слушая. Мурка не смутилась. – Пап, готовиться ведь надо. Первый экзамен через две недели. И в школе сплошные итоговые контрольные. Ну, пап. Ты ж знаешь бабушку.
Отец только хмыкнул:
– Ах да, точно. Ну ладно, школа. Что за подружка?
– Одноклассница. Мы готовиться вместе будем.
– А ты не врешь? – Тревожится он, как же.
– Пап, зачем? Да, я сбежала из дому, потому что бабка… Она невыносима, а мне надо как-то нормально экзамены сдать… Пап! Кинь мне денег, а то надо за июнь курсы оплатить. И за интенсив.
– Сколько?
– Семь триста.
– И все? А на что ты живешь?
– Да все нормально, пап. У меня все есть.
– Мать присылает?
– Ты знаешь, что нет. Пап, ну все, спасибо, жду. – Мурка закончила разговор, посмотрела на Шведа и Яну: – Вот. Я наврала отцу. Зачем – не знаю.
– Ну наврала и наврала, – пожал плечами Швед. – Я б тоже наврал… Врать проще. Все равно не поймут. А что, ты только с бабкой живешь? А отец с матерью где?
– Отец в Нижневартовске. Нефтяник. У него новая семья. Деньги делает. А мать… Ну, у нее своя жизнь, э… эм, духовная. Она, в общем… – Мурка вздохнула и, снова вспыхнув, сказала, что знала: – Она квартиру нашу продала и деньги какому-то монастырю пожертвовала. Теперь там живет, в этом монастыре. В Подпорожском районе где-то. Это на севере области.
Швед и Янка переглянулись. Янка осторожно спросила:
– Она – нормальная? В смысле – просто очень верующая или…
– Или псих? Я не знаю. Святоша, в общем. «Доченька, я за тебя помолюсь, и ты молись, – заныла она материным голосом, – а денег у папы не проси, не надо нам неправедных денег, а лучше приезжай-приезжай, зачем тебе эта бесовская блажь, рисование твое проклятое, а мы тебя примем, душеньку твою спасем, себя познать поможем, а мне помощница очень нужна, приезжай». Как-то так, в общем.
– Поедешь? – почти всерьез спросил Швед.
– Нет. – Мурка знала, что к настоящей маме, той, какой она была давным-давно, пусть грубоватой, воняющей аптекой, вечно отмахивающейся, но веселой, она побежала бы пешком в этот Подпорожский район, черт его знает, где он вообще! А вот к этой чужой, странной, серой женщине в платке, в затхлой длинной одежде, вечно рассыпающей какие-то таблетки, все слова которой – прокисшая ложь… Она повторила: – Нет. Пусть уж как-нибудь без меня спасается. Еще помешаю ей живьем на небо влезть.