Послушница Мор подошла к небольшому молельному столу у огромного окна, уходящего под самый купол, аккуратно расстелила покрывало и поставила на него два незажжённых золотых подсвечника. Этот стол предназначался для молитв Элитель, оттого и подсвечников было два: всегда вторая, вечная тень своего брата. Анна прислушалась к приглушённому чириканию птицы и постукиванию капель дождя, закрыла глаза, улыбка бледным призраком промелькнула на её губах. Всё было знакомо в этих звуках, всё навевало приятные воспоминания о матери. В те редкие дни, когда Врану посещали грозы и долгие дожди, длившиеся по несколько дней, в окружении мужа и детей, у камина в красной зале, Анжель рассказывала удивительные истории о настоящих людях. Были истории о последнем военном походе Илариона, о несчастной любви королевы Эло́дии и Королевского Защитника, советника и друга её мужа, Маце́я, о До́лионе, который породил трёх богов: Лилитуль, Элитель и Гарданбиэля. Благодаря матери, в Анне проснулся интерес к истории и искусству, но только с приходом в Церковь она углубилась в их изучение.
Предавшаяся воспоминаниям Анна, опомнившись, охнула и тут же направилась в центр храма. Там, на невысоком пьедестале, стояло корыто с водой, рядом лежали лавровые венки. Послушница Мор взяла пару их и, прихватив с собой горящую свечу, вернулась к столу у окна. Анна разложила венки и начала зажигать свечи, но шум закрывшейся тяжёлой храмовой двери отвлёк её. Лишь краем глаза она посмотрела, кто пришёл: странный мужчина в чёрном, с мечом в ножнах на правом боку. Даже оружие, которое запрещалось вносить в храмы, почти не заинтересовало послушницу. Она удивлённо приподняла брови и снова занялась своими обязанностями. Хоть женщина и не видела незнакомца, по всему храму можно было услышать его изредка прерывавшиеся шаги. «Остановился. Интересно, зачем? Ищет что-то, может? Или просто растерялся? Да, похоже на то; сейчас снова остановится. Просто растерянность».
Прихожанин остановился в очередной раз, но долго ещё храмовое эхо молчало. Интерес взял над Анной верх, и она осторожно, чтобы никто не заметил, повернулась к мужчине. Он стоял с запрокинутой головой и немного потерянным взглядом рассматривал фреску. Через несколько секунд несомкнутые губы изогнулись в приятной, милой улыбке. Незнакомец посмотрел Анне прямо в глаза и, не ожидав встретиться с ней взглядами, приподнял брови. Послушница Мор тут же отвернулась и продолжила приготовления к обеденной службе, бормоча о собственной безответственности.
– Morgre meré, сестра, – поздоровался мужчина, шипящий и отчасти скрипучий голос его подрагивал.
Приветствие старого стиля привлекло внимание Анны.
– Morgre ir. Пытаетесь впечатлить меня искажённым эльфийским? Я слишком много читала записей современников Диавендии, чтобы не знать основных фраз. Очень жестокое подражание языку, как думаете? – послушница достала из-под стола толстую книгу и обернулась к незнакомцу.
– Не уверен, что понял, о чём Вы…
– Жестоко коверкать язык эльфов, которых только-только отправили в Изгнание. Я об этом, – Анна приветливо улыбнулась. – Вы что-то хотели у меня спросить?
Она с особым вниманием посмотрела ему в лицо, которое никогда прежде не видела в городе. Анна не смогла бы забыть эти черты, слишком сильно они врезались в память, слишком заметной была их неясная двойственность. Весь он казался мрачной фигурой: тёмные длинные волосы и бородка, чёрная одежда, скорее предназначавшаяся разбойнику, и бледность вместе с худобой, которую визуально усиливали тени. Анну беспокоили его глаза. Нечеловеческие, ярко-жёлтые, очаровывающие своей исключительностью среди всего остального мрака. Анна с трудом оторвала взгляд от них и посмотрела на меч в ножнах.
– Ношение оружия в храме можно назвать опозданием на несколько десятков лет или просто старомодностью?
– Я… – незнакомец неловко улыбнулся и расстегнул пояс, на котором держались ножны. – Кажется, я припоздал.
Анна молча, с терпеливой, понимающей улыбкой указала на храмовую дверь и поднялась на возвышение, где стояла подставка для книги проповедника. Незнакомец вернулся уже без оружия и снова остановился под куполом, всматриваясь в изображённые на фреске события. Послушница, теперь свободная до обеденной проповеди, заметила интерес мужчины.
– На изучение этой фрески ушло несколько лет, но зато теперь почти всё о ней известно.