Нынче же всё перепуталось: мужики большей частью испуганно сидят на нижних лавках, а иная барышня поддаст на камни так, что все мужики повыскакивают с горящими жопами.
И вот начинается — кому похолоднее, кому погорячее, кому просто ополоснуться. И самое главное: кто с кем? Примерно половина барышень вовсе не возражает против парения с малознакомыми мужчинами. Что совершенно правильно: нет более антисексуального места, чем русская баня, чего бы там ни рассказывал кто-то из классиков письменной порнографии.
Вторая же половина ни за что не желает никому показывать свой целлюлит или что там у неё есть.
Тут и мужики начинают ныть, мол, да ну, с бабами, да ещё с чужими….
Так что я с некоторого времени совершенно на всё это забил. Пусть моется кто хочет, с кем хочет и когда хочет. А я пошёл в баню. Заходите все: бабы, дети, а я буду всё так же сидеть на полке и размышлять о главном. Мне не интересно, барышня, слишком ли толста у вас жопа и насколько хороши ваши сиськи.
Хотя впрочем был случай. Рассмотрел я зачем-то сквозь слегка приоткрытый левый глаз одну знакомую случайного гостя и был вынужден немедленно выйти вон, дабы не случился конфуз. Ибо мужчина с восставшей плотью может казаться прекрасным и величественным только самому себе.
Петрозаводский писатель Новиков опубликовал в журнале Октябрь (см. мои рассуждения о Настоящей Литературе[3]) рассказ, в котором я являюсь второстепенным героем. Называется В Сетях Твоих.
Мне он этот рассказ прислал месяца два назад и два раза звонил потом, спрашивая, не обиделся ли я.
А чего обижаться? Я же тоже немного понимаю в литературе: там должен быть контраст. В данном случае между суетливым питерским носатым писателем и могучим Новиковым, стоящим на брегу Белого моря и размышляющим о том, что будет с Родиной и с нами.
Я же пишу совсем другую литературу, а точнее я вовсе никакую литературу не пишу. Я просто и тупо пишу как было. И если бы я рассказывал про эти же самые события, я бы тупо и бездарно написал про то, что пистолет был пневматический и отобрал его у питерского мудака лично я и выкинул в ближайшие кусты. Но это немедленно разрушило бы художественную ткань повествования. Так что всё правильно.
Про ведро смешно получилось: одно событие, а оказывается, что не одно и то же.
А вообще я Новикова люблю и уважаю. И если он меня позовёт в этом году пойти в тундру, я соглашусь немедленно.
Кот, ныне проживающий в сенях из-за потенциальной опасности аллергии у некоторых возможных жителей нашего дома, окончательно и бесповоротно наречён Осей. В честь:
а) Алексея Константиновича Толстого, создавшего фразу «Архип осип, а Осип охрип», про которого Алексея Константиновича я пишу нынче статью в школьный учебник и буду благодарен за какие-нибудь про него анекдоты (в старом смысле этого слова) и
б) Расстрелянного брата детского писателя Льва Абрамовича Кассиля, задавшего в детстве пронзительный вопрос: «Мама, а наша кошка тоже еврей?»
в) Ну и Иосифа Алексаныча, так, чисто за компанию, за «а под подушку положил колун я, сейчас бы, это, шнапсу апгемахт».
Стояли они на пригорке и смотрели в сторону линии фронта.
— Наши ли? — спросил Игнат.
— Да вроде как прямо идут, — отвечал Трофим.
— В погреб? — спросил Игнат.
— Да так и так в погреб, — рассудительно согласился Трофим.
В камышах густо брехала собака Василий.
Две одинаково безобразные фотографии показывают тем не менее принципиальную разницу между, назовём это вежливо, пойнт-энд-шут и пресловутой говнозеркалкой. Одно событие, а как по-разному они его видят.
Гоголевские чтения, кстати сказать, прошли вчера на удивление уютно. Иван Иванович Краско одаривал выступивших коньяком, но мне зачем-то вручил водку. Это потому что я прочитал свой отрывок из шинели хуже всех. И тем горжусь.
С любопытством пронаблюдал отношение ко мне старейшин союза писателей. Они не только со мной не поздоровались, но и смотрели как-то сквозь. При том, что с Поповым мы однажды пили коньяк-хенесси в гримёрке у Макаревича, с Кураевым (не диаконом) плавали (именно плавали) до острова Валаам, да так и не доплыли, а у Мелихова я ел, было дело, в кухне магазинную пиццу в компании с тогда ещё многообещающим писателем Быковым (позже он все эти обещания исполнил). При этом они вполне благожелательно беседовали с моими соратниками по творческому цеху — Крусановым, Етоевым, Носовым и Бояшовым.