— Иди уж, — Самир всё же прижал её к себе и осторожно поцеловал в лоб, задержав в своих объятиях немного дольше, несмотря на её явное нетерпение, чувствуя себя так, словно выдавал замуж свою дочь. — Если он вдруг тебя обидит, ты можешь прибежать ко мне, а у меня есть кинжал и я быстро вспомню, что я тоже воин, — улыбнувшись, проговорил он. Слова звучали весело, но взгляд был суров. Амина улыбнулась в ответ и голос, которым она ответила на этот полушутливый, полусерьёзный намёк, выражал такую веру и преданность, что Самир обомлел.
— Вам не нужно беспокоиться, господин, мой будущий муж любит меня, я знаю это, иначе я никогда не согласилась бы стать его женой, — она слегка присела, не отпуская рук, и глянула бесстрашно в пристальные глаза перса.
— Будь счастлива, дочка, — промолвил Самир, и голос его предательски дрогнул, — тебе достанется в мужья непростой, но хороший человек. Надеюсь, что зоркое сердце поможет тебе. Иди скорее, он ждёт. Я удивлён, что он до сих пор не прибежал за тобой сам, — пытаясь скрыть шуткой волнение, он помог ей сесть в наёмный экипаж, — может быть, ты передумаешь?
Она покачала головой и снова улыбнулась, точнее — улыбка так и не покидала её лица — и лошади понеслись.
***
В доме стояла мёртвая тишина. Эрик не любил шум и часто его присутствие не выдавал даже малейший шорох, но Амина всегда могла определить, что он здесь и ждёт. Теперь она могла обойти все комнаты по многу раз — Эрика в доме не было. Она не думала о том, что он мог обмануть её, отказаться от планов, передумать — доверие, которое она питала, невозможно нарушить. Стараясь как-то объяснить отсутствие жениха в такой важный для неё день, Амина пыталась не думать о плохом. Она встала в гостиной среди вещей, которые ещё помнили его признание. Кресло, возле которого совсем недавно она стояла с завязанными глазами и его пальцы наигрывали на её коже невиданную ранее мелодию — на что бы ни обратила Амина свой взор, всё навевало ей воспоминания, в ушах звучал его голос, наполненный любовью, нежностью и печалью.
Она закрыла глаза, пытаясь мысленно дотянуться до всех уголков дома, а затем и сада, чтобы почувствовать его присутствие, где бы он ни вздумал прятаться, и тут же поняла — нет, он не прячется, его здесь нет! Он не мог исчезнуть, ничего не сообщив, не оставив записки, сообщения или хотя бы какого-нибудь намёка. Если только … если только его не увели силой! «На любого даже самого сильного человека можно найти управу», — глумливо хихикнул внутренний голос.
Амина похолодела от страха.
Она ещё раз внимательно огляделась вокруг — нет, всё, как обычно, все вещи на своих местах. Амина снова быстро прошла по комнатам, теперь уже оглядывая их более внимательно под влиянием пугающей мысли, которая пришла в голову. Но кто мог это сделать? Кто знал об этом доме и главное — кто мог испытывать такую ненависть к Эрику, чтобы увести его в неизвестном направлении? Последние несколько месяцев он жил очень замкнуто, виделся только с ней и с Самиром, иногда встречался с детьми, когда их выводили на прогулку.
И тут её словно кольнуло — он говорил с Шарлоттой. Мадам Дюпон очень сильно изменилась за последние полгода и могла затаить злобу. Амина тряхнула головой, прогоняя непрошеную мысль. Нет. Она слишком больна теперь. Несмотря ни на что Амина не верила, что Шарлотта была способна ненавидеть настолько сильно, чтобы причинить вред. Она могла накричать, оскорбить, но крик и оскорбления не уводят человека из дома в неизвестном направлении за несколько часов до свадьбы. Да и не знает она, где скрывается Эрик. Она никогда здесь не была.
Но, может быть, Эрик просто вышел куда-то? Неужели это так невероятно — он вспомнил в последнюю минуту о чём-то, например, о цветах или ещё о чём-нибудь. Амина понимала, что эти мысли — всего лишь ширма для самоуспокоения. Она чувствовала, что что-то случилось. Окинув быстрым взглядом спальню Эрика: кровать, большое кресло, столик, зашторенные окна — здесь портьеры всегда были задёрнуты, а иногда и ставни закрыты, но не теперь. Сейчас сквозь плотные портьеры просвечивал день, возможно поэтому, уже собираясь повернуться и уйти, она заметила возле гнутой ножки большого кресла едва заметную на светлом ковре вещицу. Амина наклонилась и подняла её — это был маленький стилет.
Рукоятка удобно легла в руку, Амина нажала незаметную кнопку, и тонкое лезвие плавно выскочило из специального углубления. Эрик никогда не расставался с ним, когда покидал свой дом! Сердце её упало — теперь она точно знала, что произошло что-то плохое. Мучительная тревога требовала дани: на секунду ноги её ослабли, и Амина вынуждена была опуститься в кресло, чтобы справиться с головокружением. Ненадолго, всего на несколько секунд, достаточных для того, чтобы встряхнуться и спрятать стилет за корсаж. Вскочила, кинулась прочь из дома, по дорожке за ворота и тут её перехватили крепкие сильные руки.
— Марсель, — выдохнула Амина и попыталась вырваться.
— Не стоит, — осклабился брат. Шрам на его щеке дёрнулся, и лицо вновь стало привычно угрюмым.
Комментарий к - 20 -
* Ударный инструмент в персидской музыке. Барабан с ремнем для удобства, вылеплен из гончарной глины или выточен из цельного куска дерева. Снизу он открыт, сверху затянут мембраной из овечьей кожи.
** Макам — форма, которая лежит в основе исламской музыки. Это одновременно и лад, и принцип музицирования, и последовательность мелодических звеньев.
*** Цитата из средневекового музыкального трактата. К сожалению, авторство я так и не выяснила, поскольку всюду используется только цитата и ничего не говорится об авторе.
**** Макам Ушшак – Определённая мелодия. С арабского переводится как «влюбленные». Впервые встречается в 14 веке в произведениях Сафиуудина Абдульмумина. Тон — восходящий. (материал взят из Википедии)
========== - 21 - ==========
Накануне того самого дня, который должен был изменить линии жизни двух людей: одному — подарить надежду, другой — даровать покой, в знакомом читателю трактире, за обшарпанной и скрипучей дверью, под острым взором охраняющей тайны своих постояльцев Совы случилось совещание. Четверо подельников сговаривались о предстоящем деле, шептали еле слышно, изредка оглядывая полупустой распивочный зал острым глазом, подмечая малое и неприметное, чтобы при случае выудить из памяти нужное и не упустить главное.
— Время пришло, — бормотал Марсель, — тянуть больше не могу. Проклятый Грамотей держит меня за горло.
— Не готовы мы, — сердито ответил Поножовщик. — Граф уедет только на следующей неделе. До той поры в доме много народу толчётся — и слуги, и господа — яблоку негде упасть. Ножичек неотлучно следит за домом, все ходы-выходы разведаны. Но людей в доме слишком много — дела не сделаем и сами попадёмся.
— Не хотелось бы, — заметил Ножичек, отрешённо разглядывая потолок. Маленькая пеньковая трубка, потухшая и безжизненная, привычно торчала в зубах.
— А сейчас почему ты здесь, — сердито зыркнул Марсель, — кто за домом следит?
— Не беспокойся, там мало́й на страже стоит. Ни одна муха мимо него не пролетит. Такой уж он глазастый.
— Кто?
Ножичек едва заметно кивнул в сторону Совы по-прежнему восседавшей за своим столом. Марсель кивнул:
— Тут ты прав, — согласился он, — от этого никто не ускользнёт. Этакая злоба в мальчишке! С чего бы это?
— А ты поживи-ка бок о бок с такой мамашей, — хмыкнул Ножичек и снова уставился в потолок, словно короткий разговор вдруг утомил его, и он потерял к нему всякий интерес.
Помолчали.
— Не понимаю, чем ему так насолил этот полудохлый урод, — сквозь зубы прошипел Марсель, — чего он так спешит? Какая-то тут тайна. Живёт себе человек на отшибе тихо-мирно, никого не трогает, почти ни с кем не знается, нигде не бывает кроме как в саду возле дома… Допустим, раньше он жил в подвале Оперы, ну и что? Где здесь преступление? Зачем его нужно убивать? Кровная вражда? Бриллианты в подвале зарыты и иначе никак не добраться?
— Может быть, он и урод, но вовсе не полудохлый, — заметил Поножовщик. — Не так давно Мышонок разглядел его упражнения — тот ножи метал в цель. И, скажу тебе, здорово метал, если верить мальчишке. А ему можно верить — он в таких делах большой специалист. Сам я ничего такого не замечал, когда следил за добычей.