Зима близко.
Её отец часто, очень часто повторял это — как будто хотел, чтобы дети запомнили хорошенько. И сейчас она как никогда чувствует правдивость его слов.
Санса с тоской оглядывается на давно потухший камин и посильнее закутывается в одеяло, которое, впрочем, все равно не греет её. Дров в Орлином Гнезде немного, и потому камин топится символически — вечером служанка кладет туда три полена, которые горят не более получаса, и всё. За эти полчаса комната совершенно не успевает нагреться. Заворачиваясь в одеяло ещё плотнее, Санса думает, что ей все-таки нужно пить те успокоительные настойки, которые ей рекомендовала знахарка. Быть может, тогда бы она скорее засыпала. Пока ещё горит камин.
Она спит плохо, очень плохо. Часто не спит до утра.
Ночами в её голову лезут тысячи мыслей. Нет, не всегда грустных. Она не так часто вспоминает отца, мать и брата. Иногда ей даже стыдно из-за этого. Просто разные мысли — обо всем. О старой Мэй, которая шьет ей платья в Орлином Гнезде, о ветре за окном, о своей кукле. Но чаще всего…
Санса краснеет и натягивает одеяло уже до ушей. Опять. Опять она думает о нем. Она не должна о нем думать, не должна. Он ведь совсем не похож на тех прекрасных рыцарей, о которых поется в ее песнях. Подумаешь! У него совсем не белокурые волосы! И совершенно не голубые глаза! А ещё ему не двадцать лет! И доспехов он не носит! Он не говорит ей сладких комплиментов и не гуляет с ней под луной! Она не должна о нем думать!
Но… Он великолепно сложен. Очень гармонично. Стройный. Серые глаза завораживают, а тёплая улыбка, которой он изредка улыбается Сансе, притягивает, как магнит. Морщинки у глаз… Он красив. Иногда он смотрит на неё так, что она краснеет и опускает глаза. Ей неловко и приятно, и оттого, что приятно, ещё более неловко.
Санса чувствует, как горят в темноте её щёки, и прикладывает к ним ледяные ладошки. Нет, так нельзя.
Она встает, дрожа от холода, накидывает на плечи платок и, тихонько скрипнув дверью, выходит в коридор. Она не знает, куда идет — все равно, куда, лишь бы не думать, не представлять, не мечтать. Успокоиться. Ледяной сквозняк приводит её в чувство. Внезапно она понимает, что стоит перед дверью Бейлиша. Боги, как её занесло сюда? Она уже собирается повернуться и уйти, пока её не заметили, но любопытство заставляет её оставаться на месте.
Что лорд Бейлиш делает в своей комнате? Может быть, за этой дверью скрывается какая-то тайна? Может быть, он считает там ночами свое золото? Или же просто спит?
Санса уже не может бороться с любопытством. Она тихонько толкает дверь, моля Семерых, чтобы та была закрыта. Тогда она со спокойной совестью сможет уйти к себе и дальше мерзнуть до утра. Но дверь приоткрывается.
Петир сидит за столом и пишет что-то при свечах. Он резко оборачивается. При виде Сансы его глаза наполняются удивлением и чем-то таким… Она не знала, чем. Он очень странно смотрит на неё. Внезапно Санса понимает, что явилась к нему в ночной рубахе едва до щиколоток и с платком на плечах. Она смущается, краснеет и, готовая провалиться от стыда, шепча что-то похожее на «простите, милорд», уже собирается захлопнуть дверь и уйти, глотая свой стыд, как слышит:
— Заходи, моя милая. Зачем ты пришла в столь поздний час?
Он встает, кладет руки ей на плечи и улыбается своей редкой доброй улыбкой. Он улыбается часто, но по-другому — точнее, у него на лице всегда эта его полуулыбка, ироничная, прожигающая. Однако сейчас… Сейчас он улыбается совсем не так.
От его улыбки Сансе сразу становится теплее на душе. Он чувствует это. Бедная девочка. Бедная дочь Кэт. Сколько ей пришлось вынести, сколько потерь, унижения и боли. Её светлые голубые глаза смотрят на него с надеждой. Он её последняя надежда, самая последняя. Единственный, кто не забыл о ней. Единственный, кто не бросил её. Почему?… Сначала это была лишь дань памяти Кэт. Но после… Он привязался к девочке. Действительно привязался. Для него стало необходимостью видеть каждый день светлые глаза, фарфоровую кожу, бледные губы. Слышать ее очаровательный голос, нежный, как само утро. Кто-то считает её глупой, слишком покорной, безвольной. Это не так. Он знает. Он точно знает.
Молчание продолжается неприлично долго, но ни она, ни он, кажется, не замечают этого. Санса думает, что не так уж он жесток и беспринципен, как о нем говорят. Петир думает, что, возможно, он привязался не к Кэт, которая проскальзывает в Сансе везде, но к самой Сансе. Маленькой девочке Сансе. Только… не как к дочери.
— Простите, милорд. У меня в комнате очень холодно. Мне не спалось… Простите. Я… Я уйду, сейчас уйду, — она судорожно вздыхает и делает движение по направлению к двери, но его руки не отпускают её. Девушка опускает на них взгляд и снова краснеет.
— Санса.
Это слово режет её, словно нож, но из раны течет не кровь, а сладкий нектар. Санса. Санса… Как звучит её имя в его устах! Он почти никогда не называл её так. Только Алейна. Или Кэт — иногда.
— Санса, — снова произносит он и смотрит на неё со всей нежностью, на которую способен, — ты можешь доверять мне.
Он бессознательно угадывает то, что ей было нужно услышать. Доверие. Вот чего ей так не хватает. У нее нет ни одного человека, которому она могла бы довериться. Мамы нет. Робба — тоже. Бог знает, живы ли Арья и Джон. Джоффри? Серсея? Тирион Ланнистер? Петир — единственный. Не то чтобы она доверяла ему. Этому человеку нельзя доверять. Но она хотя бы знала, что он не воткнет ей нож в спину, когда она войдет в его покои, и это знание наполняет её душу теплом и признательностью.
Неожиданно для самой себя она утыкается носом ему в грудь. Он тихонько приобнимает её, боясь спугнуть неожиданный порыв нежности. Он хочет, чтобы она доверяла ему. Санса чувствует, как по телу разливается долгожданное тепло. Он тёплый.