Все шло хорошо. В отеле начался фестиваль классической музыки, и мы работали под Бетховена и Моцарта. Я приучился дремать прямо в процессе обработки апельсинов и даже стал немного высыпаться. Но на носу была пасха, и начальство набрало еще людей, в том числе одного русского. Представьте себе мое удивление, когда им оказался Алеша Подковкин по кличке "Есенин" - рязанский парень, с которым я когда-то работал в Каракалинском серпентарии, в Туркмении. Меня по молодости не брали в штат, и я отдавал пойманных змей Алеше. Мне доставались деньги, а он перевыполнял план. Более типичное русское лицо, чем у него, не во всякой деревне отыщешь.
- Леха! - заорал я, - привет, паршивец! Ты что тут делаешь?
- Вовка! - обрадовался он, - и ты здеся! Я на жене приехал, а ты как сюда попал?
- Как-как... ну, приехал, получил гражданство...
- Погоди-тка, - он изумленно уставился на меня своими голубыми глазами, - так ты чё, яврей?
Я был искренне рад появлению старого друга, но с его приходом в ресторан начались проблемы. И дело не в том, что Есенин прозвал меня из-за соковыжималки "Буфетчицей Клавой". Теперь нас, "русских", было больше трех (Диму-гомосека выгнали, и он вернулся к основной профессии - проституции). Оказалась превышенной некая критическая масса, и работа кончилась: целыми днями мы стояли где-нибудь в укромном уголке и болтали на разные темы. Было ясно, что долго начальство не будет терпеть "русскую мафию".
Эти ушла с работы. Дома у меня теперь были постоянные скандалы: Люба бросила ресторан, перестала спать с Сашей и по протекции Димы-гомосека устроилась на панель. В общем, "Принцесса" осточертела мне до крайности все-таки я отработал там больше месяца, до меня такое удавалось только Ли. Все справки на паспорт я уже сдал и ожидал его получения со дня на день. Но в пасхальную неделю нам шли надбавки, и было много сверхурочной работы, поэтому я решил дотерпеть до конца марта, хотя кругом уже полным ходом катилась весна и я рисковал пропустить самое интересное время в жизни ближневосточной природы.
Тут черт меня дернул поссориться с гостиничным раввином. Любое заведение общепита в Израиле может потерять всех верующих клиентов, если не заполучит свидетельство, что вся еда в нем кошерная. У нас контроль осуществлял сутулый молодой парень из марокканских евреев. Раз в несколько дней он заходил на кухню, наедался до отвала и уползал.
В ходе богатой приключениями истории моего народа случилось так, что его религия пошла по пути активного погружения в маразм. За столетия средневековья все предписания Торы были доведены до абсурда. В частности, фраза "не вари теленка в молоке матери его" сначала привела к запрету варить любое мясо в молоке, а потом к требованию наличия раздельной посуды для мясных и молочных продуктов.
Я как-то привык к тому, что у нас бывают "мясные" и "молочные" обеды, но беда была в том, что во время подготовки последних мне приходилось вскрывать десятки молочных пакетов, а делать это можно было только острыми мясными ножиками.
Раввин заметил нарушение и попытался произвести, как сказал бы Беня, "иерархическую садку".
- Еще раз со мной заговоришь, - медленно и внятно сказал я (он плохо знал английский), - расскажу твоему начальству, что ты в пьяном виде готовил Пасху.
Еврейская пасха - праздник годовщины исхода из Египта. В память о тяготах вновь обретенной свободы в эти дни полагается есть только мацу, испеченную из пресного теста. Раввины средневековья ввели правило, по которому в эти дни в доме не должно быть ни крошки обычного хлеба - а в условиях ресторана это требует мероприятий, по сравнению с которыми дезактивация после утечки радиоактивной красной ртути кажется рядовым смахиванием пыли тряпочкой. Наш раввин в этот самый ответственный для него день года нализался как известное нечистое животное с пятачком, что теперь дало мне возможность его подловить. Больше он со мной не общался, но то и дело бросал украдкой полные ненависти взгляды.
Что касается самого праздника, то связанные с ним обряды удивительно красивы, особенно в исполнении йеменских и сефардийских семей. В "Принцессе" я имел возможность наблюдать их в разных вариантах и получил большое удовольствие.
Прежде, чем совершить собственный исход, я должен был воспользоваться тем обстоятельством, что набрал за первый месяц работы довольно приличную сумму. Она была тем больше, что я разработал кое-какие операции с пластиковой карточкой, которая позволяла автоматически регистрировать время прихода и ухода с работы, и деньги мне шли за 28-30 часов в сутки. Взяв справку о доходах, я пошел с Беней в банк и выступил в роли гаранта его благонадежности. Беня взял ссуду (как говорят в Израиле, "залез в минус"), и заказал в Тель-Авиве "форд". "В минусе" живут все в стране, но размер долга, который вам позволит банк, зависит от вашей зарплаты, репутации и наличия гарантов. Благодаря мне Беня смог увеличить свой "минус" с тысячи долларов до трех.
Потом я пошел с Давидом в другой банк и повторил ту же операцию, чтобы дать ему возможность купить "Ниву".
Больше в "Принцессе" меня ничего не задерживало. Выходить на работу после 31 марта не было смысла, потому что за первое апреля зарплату я получил бы только седьмого мая. Забрав в квартирке вещи, я укатил последним автобусом в Хай-Бар, надеясь дождаться там седьмого апреля, получить деньги за март, и с пришедшим к тому времени паспортом уплыть на пароме Хайфа-Одесса.
Ане я сказал, что уезжаю через пару дней. Кажется, мне удалось убедить ее, что это она меня бросает. Впрочем, мы не особенно переживали из-за расставания.
Хорошо, когда все кончается само собой.