- Шукран, - поблагодарил я, собираясь выходить.
- Ля шукран, хабиби! Мани!
Пришлось дать ему сторублевку. Он подозрительно посмотрел на нее и хотел что-то сказать, но я уже вышел и помахал ему рукой.
Петра действительно стоила затраченного времени. Несколько часов в полном восторге бродил я по городу среди веселых туристов и ларьков с пепси-колой, на которую у меня не было денег. Фонтанчика с водой нигде не оказалось. Потом потихоньку забрел в вади, поспал немного и, как только спала жара, двинулся на запад.
На закате я оказался на ровном лавовом плато, словно плащ, накрывавшем участок хребта между двумя вулканами. Оно плавно спускалось к западу, поэтому идти по нему можно было очень быстро. Часов в пять утра я вдруг оказался над высоким обрывом. Было видно, как, светя фарами, идут внизу машины по двум шоссе - иорданскому и израильскому.
Найдя подходящее вади, я начал спускаться в Араву. Вдруг я почувствовал запах лошадей, а чуть позже - дыма. Осторожно выглянув из-за поворота, я увидел впереди трех оседланных коней, а чуть дальше - лежащих у костра бедуинов. Огонь давно погас, и казалось, что они спят, но вдруг один из них проснулся, достал из кармана рацию и что-то сказал в нее. Видимо, они исполняли здесь обязанности пограничников.
По идее, я должен был спрятаться в какую-нибудь щель, дождаться следующей ночи, подняться обратно на лавовое поле и поискать другой каньон. Но уж больно не хотелось торчать здесь лишний день. Пройти мимо костра я не мог - достаточно было одному из арабов случайно открыть глаза, и меня бы тут же пристрелили.
Я подполз к лошадям, выбрал самого лучшего коня (к сожалению, он оказался белым), отвязал, вскочил в седло, сказал ему "ялла, хабиби!" и попытался галопом проскакать мимо костра. Но по песчаному дну каньона поднять коня в карьер не удалось, и мы неуклюжим кентером миновали лагерь. Я еще не успел скрыться за поворотом, а бедуины уже с воплями вскочили на ноги и защелкали затворами.
Следовало бы мне сообразить, что это все-таки арабский конь, а не ахалтекинец, к которым я привык в Туркмении, и так быстро разогнать его по песку мне не удастся.
Нахлестывая коня и матерясь на всех известных мне языках, я промчался по каньону, пересек шоссе и поскакал вдоль колючей проволоки в поисках подходящего места для перехода. Позади послышались выстрелы, но я слышал, что стреляют в воздух, хотя белого коня им наверняка было видно - скорее всего, боялись попасть в него. Вдруг прямо передо мной оказался глубокий овраг - едва успел затормозить. Соскакивая с коня, я заметил болтающуюся на месте седельной сумки гранату Ф-1 отечественного производства и прихватил ее с собой, когда прыгнул вниз.
Овраг был перегорожен проволокой, но я пару раз ударил ножиком по склону, он осыпался, и образовалась щель, по которой я, скинув футболку, протиснулся на ту сторону. Правда, колючки здорово располосовали мне грудь и живот, но деваться было некуда. Сверху послышался стук копыт. Я встал за выступ склона и задумался.
Сейчас они оставят наверху лошадей и спустятся. Кинуть мне лимонку им под ноги или не стоит?
Руки, конечно, чесались. Я был уверен, что мои преследователи готовы отдать все на свете за сладостную возможность поджарить меня на медленном огне или содрать кожу. Но могу ли я судить их за это? Если бы я родился в бедуинской семье, наверное, тоже слушал бы пропаганду и с азартом охотился за нарушителями границы. А может быть, и нет. В любом случае, взрыв гранаты может привлечь внимание израильских погранцов, если они еще не проснулись от стрельбы.
И я сделал то, за что меня осудили бы все мои друзья в Израиле, кроме, может быть, Бени. Я выкрутил у гранаты запал, бросил ее на песок и ушел на запад. До сих пор я никому про это не рассказывал, но надеюсь, что сейчас друзья простят меня - все-таки три года прошло.
Только выйдя на шоссе, я почувствовал, что совершенно "высох". Никогда еще проносящиеся мимо водители не вызывали у меня таких бурных чувств - я даже пожалел, что выбросил лимонку. Наконец уже засветло меня подобрал туристский автобус. Шофер многозначительно оглядел меня и поехал дальше, тихонько насвистывая "Красную скалу". Но я уже все равно был на той стадии, когда разговаривать не можешь.
Беня встретил меня на пороге с пятилитровой канистрой виноградного сока - вот, что значит настоящий друг. Приняв душ, я повалился на койку и отключился часов на шесть. Вообще-то все мои приключения оказались довольно бессмысленными: всего через год иорданскую границу открыли, и теперь съездить в Петру может любой желающий. Но я все равно не жалею об этой маленькой разминке, доставившей мне столько удовольствия. Если вам лень ехать в Иорданию, можете увидеть Петру в фильме Спилберга "Индиана Джонс и последний крестовый поход": эффектные финальные сцены сняты именно там.
Под вечер я проснулся, выпил стоявшую у изголовья коробку сока и подполз к зеркалу. На меня глядела совершенно черная бедуинская рожа в выгоревшей щетине.
Услышав жужжание бритвы, в комнату заглянул Беня.
- Живой, док? - спросил он.
- Паспорт прислали?
- Нет.
- Страусята вывелись? - уже несколько дней я ждал вылупления птенцов из первой в этом году кладки.
- Да, восемь.
- Пошли смотреть.
- Потом, сейчас гости приедут.
- Кто?
- Марина, твоя Оля с подружкой, Давид и из Тель-Авивского зоопарка ребята.
Я вздохнул, с ужасом поняв, что Олька проделает весь путь из Иерусалима, а я мало чем смогу ее порадовать.
- Пока поспи еще немного, - хихикал Беня, - сметанки поешь. Нет сметанки? Ну, йогурта.
Давид прибыл на новенькой белой "Ниве". С приобретением машины его социальный статус резко подскочил. Если раньше Тони Ринг делал ему выговор за каждый прогул, то теперь достаточно было сказать "в гараже был" или "искра ушла", и все с пониманием кивали: это святое. Плата за успешную абсорбцию была высока:
следующие полгода Давид не вылезал из-под машины, устраняя бесчисленные недоделки.
Бенины друзья из зоопарка привезли с собой маленького толстенького итальянца, очень интересовавшегося русским языком.
- Как по-русски лапша? - спросил он.
- Спагетти, - хором ответили мы.
- А хлеб?
- Пицца.
- А лук?
- Чипполино.
Мы бы и дальше морочили бедняге голову, но тут прибыли девушки. Олина подружка Зоя оказалась очень похожей на нее, только черненькой.