— Как только мы договоримся с вашим лондонским банком, сэр, вы сможете временно получать деньги по чекам здесь. Какую примерно сумму в неделю?
— Двадцать фунтов, — сказал Роджер.
На его лондонском счету денег оставалось совсем немного — сколько именно, они выяснят и сообщат ему. По всей вероятности, что-то около ста или ста пятидесяти фунтов. И никаких поступлений до первого января, когда после всех вычетов ему переведут жалованье из университета. Что за собачья жизнь! Почему он никогда ничего не откладывал, почему он дожил до сорока лет и у него нет даже двух тысяч на черный день? Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: женщины. До сих пор Роджер вынужден был довольствоваться случайными встречами, и это обязывало его изображать из себя кутилу. И сейчас, в этом прохладном безликом банке с полированными стойками и стеклянными перегородками, на которых выгравированы имена тех, кто за ними сидит, ему стало просто плохо при одной мысли о том, сколько его денег перекочевало в карманы рестораторов и владельцев отелей, какое количество деликатесов он без всякого аппетита проглотил, сколько выпил тонких вин, даже не почувствовав их вкуса. А за всем этим по пятам неизменно следовала расплата в виде бумажек, оставленных на столе. Что же тут удивительного, если он теперь беден! Он немало потратил на удовлетворение своих биологических потребностей и, однако, разбросав по ветру поистине чудовищную сумму, был все так же неудовлетворен. И обиднее всего, что уж слишком кратки были мгновения, когда он чувствовал себя счастливым… Кивнув прилизанному клерку, Роджер вышел из банка и быстро зашагал к площади.
— Пойду выпью свою дневную кружку в «Виноградной лозе», — сказал Гэрет после того, как они съездили в горы и вернулись назад.
Роджер уже знал, что так называется пивная, пропахшая дымом и карболкой. Судя по тону, каким это было сказано, Гэрет не просто ставил его в известность, а предлагал присоединиться. Роджер чувствовал, что, если он спросит: «Не возражаете, если я пойду с вами?», Гэрет ответит, что не возражает. Дюйм за дюймом они продвигались по пути camaraderie[14]. Тем не менее он сказал:
— Ну, а я, пожалуй, схожу к итальянцу. — Лучше было все-таки сохранить достоинство и не слишком навязываться Гэрету.
— Ладно, — сказал Гэрет. — Увидимся в половине пятого. — И он понес свое грузное тело на ножках-булавочках через площадь.
А Роджер, сняв сумку, от которой так болело плечо, с чувством искреннего облегчения зашагал вниз по улице к пивной, которую держал итальянец, — впереди был час полного безделья, и Роджер пообещал себе насладиться им сполна, а возможно, и прогуляться к морю.
На неделе в час ленча пивная итальянца не могла похвастаться обилием клиентов, хотя достаточно было появиться Айво и Гито, чтобы создалось впечатление, будто народу полным-полно. Несколько человек в кепках и плащах сидели по углам и тянули пиво. У стойки, мирно, вполголоса беседуя с итальянцем, стоял Мэдог.
Еще не решив, как лучше быть, Роджер остановился неподалеку от них, дожидаясь, чтобы его заметили. На Мэдоге был синий костюм, мятый и изрядно потертый; щеки у него заросли щетиной, и он настолько обрюзг, что живот мешал ему удобно облокотиться о стойку. Интересно, он в самом деле хороший поэт? Роджер решил поспешить с изучением валлийского, чтобы побыстрее прочесть что-нибудь из произведений Мэдога. Конечно, и при такой заурядной внешности Мэдог вполне мог быть настоящим поэтом. То, что он выглядел как типичный молодой клерк, работающий у провинциального агента по торговле недвижимостью, говорило скорее в его пользу, поскольку поэты, которые выглядят поэтами, часто оказываются нахальными самозванцами. А вот итальянцу, казалось, в пору было выступать на сцене в какой-нибудь опере Верди, где он вволю мог бы кричать «ура» и делать вид, будто пьет вино из картонных кубков. Волосы у него были как мех россомахи. Они вздымались темной волной вокруг бесстрашно торчавших, точно одинокие утесы, ушей. Итальянец и Мэдог рассматривали какую-то вырезку из газеты.
Так прошло несколько минут; затем один из мужчин в плаще крикнул что-то хозяину по-валлийски, назвав его просто Марио, — речь явно шла о том, что его дожидается клиент. Хозяин на секунду поднял глаза и, заметив Роджера, сказал ему что-то на своем певучем валлийском языке.
— Извините, — сказал Роджер и смущенно улыбнулся, — но я не говорю по-валлийски. Только делаю первые шаги.
При звуке его голоса Мэдог оторвался от газетной вырезки и приветственно взмахнул рукой.