Помимо прочего, ножи перерезали жене аорту, и она умерла мгновенно - не мучилась. "Значит, и я мучиться не буду" - решил он сразу после похорон.
Начищенные сапоги, опрятные штаны, чистая, будто только с фабрики телогрейка. Шапка первоначальной уверенной формы и надета ровно, не то, что у какого другого деревенского мужика: наденет набекрень вправо, а убор сам по себе набекрень влево обвисает. В городе таких называют гопниками, а дед у Тимохи подходил скорее под образ председателя колхоза из советского фильма, разве что без папочки подмышкой. И пусть такое кино-амплуа мальчику было не знакомым, но сейчас он смотрел на деда с гордостью и восхищением - тот не двигаясь следил глазами за целью, как он сам в крайней сосредоточенности и готовности в любой момент сделать точный прыжок, следит обычно за мячом стоя на воротах.
- невероятно, Тим...
- что там?
- Первый раз вижу, чтоб две лисы одного зайца загоняли.
-Где? Где?! - возбужденно зашептал мальчик и вдруг снова заметил то самое едва различимое пятно в пятидесяти метрах, а по бокам чуть поодаль две темные полоски, крадущиеся в одном направлении. Пятно снова исчезло, но полоски продолжали двигаться тем же темпом.
- Где оно, дед?
- Кто - оно?
- Пятно - привидение?
Прежде, чем дед успел ответить, полоски одновременно дернулись, пустились быстрее и практически сразу параллельными дугами прыгнули на пустое место.
- Там ямка, Тим, там ямка.
И действительно, через секунду темные полоски вихляя и путаясь стали подпрыгивать и тянуть из укрытия в разные стороны то самое пятно, оказавшееся зайцем.
- Вот это охота - выдохнул дед, когда волнение в поле прекратилось - пойдем что ли домой, а то завтра вставать рано.
На утро Тим никак не хотел подниматься. То ли от насыщенной сельской программы, то ли от обилия свежего воздуха, глаза отказывались открываться, а тело было непривычно тяжелым. Дед, первый раз искренне проявив сочувствие, согласился, чтобы тот "понежился" еще часок, пока он сам съездит за молоком. Как только во дворе утихли звуки борьбы старой Нивы с последствиями осадков, Тим открыл глаза и увидел обстановку комнаты в серо-сизом свете зимнего утра, после чего накрылся одеялом и тихонечко завыл. Некому было закатывать истерики, не от кого было что-то требовать, он впервые плакал наедине с собой, по-настоящему. Хватило двух минут и ему стало стыдно: "Не по-мужски, прекращай!" - приказал он самому себе и прекратил. Потом он попытался представить родителей на отдыхе, как мама, играя в пляжный волейбол, растягивается морской звездой на песке, а папа давится от смеха газировкой, и та выходит наружу через его волосатые ноздри. Тим улыбнулся.
Ничего - решил он, - они вернутся с чувством вины и, чтобы его загладить, купят ему последнюю модель плей-стейшен. С этим он резко раскрылся и резво скатился с дедовой кровати. Побежал в сени прямо в трусах, пританцовывая там от соприкосновения голых ступней с холодным дощатым полом и так, подпрыгивая, помочился в ведро, поставленное дедом специально для него, чтоб не ходить каждый раз в "теремок" в конце огорода. Вернувшись в комнату, мальчик сделал пробежку на месте, как делал после побудки дедушка, затем заправил постельное бельё на кровати и сложил дедову раскладушку, оделся и почистил зубы с кружкой воды над тазиком.
За два дня он научился топить печь, подогревать чайник, завтракать под звуки потрескивания дров, не вспоминая домашние трапезы под неутомимые весёлые возгласы канала Карусель или Дисней. Съев сдувшийся омлет, приготовленный дедом перед отъездом, он заварил какао и оставил напиток остывать, а сам направился к занавеске на стене, отодвинул её и подёргал для проформы ручку двери, оказавшейся там. Он знал, что за ней находится вторая комната, в которой когда-то дед жил с бабушкой, знал, что она всегда закрыта, но в каждый приезд хотя бы раз пытался её отворить. Это скорее был уже обязательный обряд, а не попытка проникнуть внутрь, но в этот раз дверь почему-то поддалась.
Тим вошел осторожно, как будто опасаясь, что внутри на него нападут исподтишка. Комната намного меньше той, где располагалась лицевая часть печки, была странной, светлой и пестрой. На кровати, точно такой же, какая стоит в соседней комнате, лежало овальное разноцветное покрывало вязаное крючком, на нём стояли две пирамиды из подушек разной величины, каждая накрытая будто фатой кружевной накидкой. У стены слева стоял огромный деревянный сундук, а над ним висел ковёр с сосновым бором и медведями. Справа от кровати напротив двери два маленьких окошка с коротенькими белыми занавесочками, а в простенке между ними подлокотник к подлокотнику два кресла с круглыми подстилками, выполненными на тот же манер, что и покрывало. В комнате взгляду почти не за что было зацепиться, однако по ощущениям Тиму открылся новый, неведомый доселе мир. Он знал, что дед после смерти бабушки полностью обосновался в соседнем помещении, но эта комната казалась не менее жилой и даже более уютной, чем та. Вскоре Тим понял почему. Он заметил на подоконниках горшки с цветами, по одному большому и сильному растению на каждом. Вот, что делало воздух здесь живым.
Дед задерживался. Тим, покинув "тайную комнату" и тщательно расправив за собой занавеску, скрывающую дверь, залпом выпил какао, оделся и отправился самостоятельно во двор. Под корявой сливой всё ещё стояла старая Манькина конура. О собаке мальчик помнил только то, что она была кудлатая, постоянно грызла окружность входа в свой деревянный домишко и в руки не давалась. Здесь же до сих пор торчал колышек и лежала цепь с пустым ошейником. Где-то тут и саму Маню закопали, умершую от старости во сне позапрошлым годом.
В огороде было непривычно и равномерно белено, ни следа от архи-точной геометрической системы дедовых грядок и гипотонических вен утоптанной почвы для ходьбы между ними. Снежность.
Впереди, метрах в ста пятидесяти, стояла вышка с антеннами. Вот что с лета не изменилось нисколечко, башня всё также светила ленивым красным и манила самонадеянных сорвиголов лестницей: с одной стороны, металлической, а значит надёжной; с другой стороны, - такой отвесной, что первопроходец должен был обладать стальными нервами, чтобы подняться по ней, а потом еще и спуститься. Тимоха подумал, что звонил бы родителям каждый день, если б у деда был сотовый.