Хотя Ромигино воображение пасует: представить, как вся Навь — или значительная её часть — ищет убежища на Голкья. Нав-то имел в виду одиноких бродяг, вроде себя, заплутавших между мирами. А глава Совета мыслит стратегически и глобально, как ему положено по рангу и статусу. И да, при том, что известно Ромиге о магической структуре снежного мира, идея привести сюда множество тёмных действительно дурная. А вот если не знать всего, что открылось Повелителю Теней, но понять кое-что про Зачарованные Камни, то идея может показаться заманчивой… Для Нави, потерявшей Землю! Ромиге такое в голову бы не пришло, не побывай он в Москве без малейших следов Тайного Города, кроме сказок. Но побывал, видел своими глазами. Вопрос, куда и почему все подевались, пока не имеет внятного ответа.
— Ну что, Иули Нимрин, скрепим наши договорённости обещаниями? — прерывает затянувшуюся паузу Альдира.
Куёт железо, пока нав слаб и, вероятно, не слишком ясно соображает? Ну уж, нет!
— Мудрый Альдира, давай, сделаем это, когда я смогу хотя бы сесть без посторонней помощи. А пока мне даже говорить трудно.
— Так лежал бы себе молча, — бездна иронии.
— А я не хочу, чтоб ты изводил Вильяру расспросами и воспоминаниями.
Ромига ждёт какой-нибудь реакции от колдуньи, но та возится в углу, вне поля зрения, и в разговор не вступает.
— Ладно, уговорил, — милостиво соглашается Альдира. — Тебе лучше знать, что там между вами произошло. Но ты начнёшь рассказ об Одиннадцати сегодня. У тебя есть время собраться с силами, пока варится похлёбка.
— Доброта твоя столь же безгранична, как мудрость, о Альдира! — горечь прорывается сквозь Ромигин насмешливый тон. Разумнее было бы промолчать, но самоконтроль плывёт от слабости и долгой боли, глушить которую — тратить остатки энергии.
Альдира не даёт собеседнику спуска.
— Да, поэтому я не обвиняю тебя в беззаконном обряде, куда ты втянул мою сестру по служению… Если только она сама не предъявит тебе такое обвинение. А, Вильяра мудрая?
— Не предъявлю, — нехотя, сквозь зубы. — Ничьей крови, кроме нашей, в круге не пролилось. Нимрин исцелил меня, как обещал, как я сама предсказывала и нагадала, — Вильяра замолчала, но через пару вздохов всё-таки добавила. — Мудрый Альдира, пожалуйста, не дави на Нимрина, я прошу тебя об этом как целительница. Мне и так стыдно, что я…
— Целительница? Вот и занялась бы своим целительским делом, помогла болящему. А хлам из сундучков старого прошмыги потерпит до лучших времён. Потом его разберёшь.
Вильяра сердито фыркнула, подошла — нав опустил веки, не желая встречаться с ней взглядом. Тоже больно: суток не прошло, как они почти убили друг друга. В некотором смысле, убили. Доля мгновения отделяла Вильяру от гибели, когда она спела «летучую». А если бы она не успела, не смогла? Сколько воды утечёт, пока нав позабудет серебристые глаза, в которых отразился лютым врагом?
Мерещатся другие глаза, зелёные, сморят с укоризной, хотя Ромига даже имя той фаты припоминает с трудом: Верена, Велена? Первая люда, к кому молодого нава потянуло сильнее, чем к разовому пикантному приключению. Кажется, взаимно! Но оба не дерзнули стать из любовников — возлюбленными. Поспешно разбежались, сбежали от неуместных чувств, постарались друг друга забыть — чтобы через несколько лет встретиться в подвалах Цитадели.
Люда погибла. Ромига не подарил ей не только быструю и безболезненную, а даже относительно чистую смерть. Не во власти помощника дознавателя — изменить ход допроса. Сведения нужны были во что бы то ни стало, ради победы в войне. Да, Навь тогда воевала с Людью, и в Зелёном Доме с пленным навом обошлись бы примерно так же. Но Ромиге повезло, а его женщине — нет. Почему сейчас он вдруг вспомнил ту люду? Именно её, а не всех, к кому неровно дышал, а после убил, подставил, оскорбил, оттолкнул? Мог ли иначе? Иногда да, иногда нет. В любом случае, поздно об этом сожалеть, совсем поздно.
А всё-таки, если бы он дерзнул удержать при себе юную феечку Велену? Испортил бы ей карьеру скандальным романом или даже постоянным сожительством с навом? Не стала бы она фатой, аналитиком, не притащили бы её в Цитадель на допрос…
— Не привязывайся к тем, кого ты не контролируешь, над чьей жизнью не властен целиком и полностью, — учит дознаватель Идальга своего давно уже не помощника, переживающего гибель очередной пассии: оторвы и умницы, другие Ромиге никогда не нравились.