Этот Некто — не вдумчивый, основательный Пращур, с которым у Ромиги, противоестественным образом, нашёлся общий интерес: благополучие Голкья. Даже не живодёры времён Первой Войны, чьи создания до сих пор замурованы в Куполе. Он…
Ладно, пусть Некто морочит Ромиге голову, берёт нава на испуг, на понт, как говаривали знакомые челы… «Сомневаешься? А ты проверь. Даже клочка Тьмы от тебя не оставлю!» Нет, в его способностях и возможностях Ромига почему-то не сомневается, но…. Зачем тогда послание через мудрого? Типаж — явно не из тех, кто наслаждается прелюдией к убиению врага. Взял бы, да уничтожил. А раз пугает — или сам опасается нава, или Ромига ему зачем-то нужен. Напуганный Ромига. Сомневающийся Ромига. Эсть’эйпнхар!
Нав так устал от боли и размышлений, что соскользнул в анабиоз. Сознания там нет, и видений не бывает. Но очнувшись, Ромига всем собою помнил словно бы незримую вязкую паутину, в которой мучительно барахтался, рвал и развязывал на ощупь какие-то узлы. Раздышался, отогрелся после анабиоза — подумал: а не сродни ли та паутина нитям, прежде мерцавшем ему во Тьме? Не весточка ли от возвращающегося геомантского дара? Тревожная какая-то весточка…
***
Вильяра позволила себе хорошенько выспаться этой ночью. После всего пережитого — очень надо было! Нимрину худо, но не настолько, чтобы над ним бдеть. Однако застонал — проснулась. Сразу поняла, что стонет не от боли, а скорее, от досады — разозлилась, что разбудил, проснулась окончательно.
— Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, плохо. Но лучше, чем вчера.
С видимым трудом согнул ноги в коленях. Завозился, прикидывая, сможет ли встать. Поморщился.
— Помоги справить нужду?
Вильяра терпеливо выполнила его просьбу, глянула, выходит ли ещё кровь из нутра? Потом осмотрела больного снаружи. Отёки за сутки спали, ссадины поджили, синяки из чёрных стали разноцветными. То есть Иули, как всегда, удивлял живучестью. Но знахаркина дочь опознавала опасный предел, когда тело уже с трудом латает себя, и в чёрных глазах мелькнуло выражение загнанности. Вильяра на миг обрадовалась, что перешибла-таки хребет чёрному оборотню! Он, видимо, тоже ощутил её злобную радость и сжался под руками… Закрыл глаза, расслабился, выровнял дыхание. У Вильяры уже в который раз за сутки заполыхали уши.
— Нимрин! Ромига! Прости, я…
Он нашёл слова быстрее, чем она собралась с мыслями:
— Ты же не скажешь, что мы зря ходили в круг, и лечение оказалось хуже болезни?
— Нет, не скажу… Ромига, спасибо тебе! И прости.
— Простил. Но ты, пожалуйста, позови сюда Рыньи и отправляйся по своим делам. Их же у тебя невпроворот: беззаконники, Аю, эти придурки с узлами справедливого суда… Вот если ты подставишь им спину, тогда я точно тебя не прощу.
— Но ты же вчера не хотел, чтобы в доме Кузнеца видели тебя таким?
— В доме — не надо. А Рыньи я объясню, не беспокойся.
И объяснил, Вильяра сама заслушалась:
— Мы ловили бродячие алтари. Нам обоим крепко досталось от стихий. Вильяра — мудрая, спела «летучую песнь», и в порядке. А я вот отлёживаюсь.
Ни слова вранья, но так ловко выплясывать вокруг неприглядной правды умел, пожалуй, один Латира. А Рыньи смотрел на них обоих, как на героев сказки.
Оставив Иули с мальчишкой, Вильяра повязала на куртку несколько новых узлов, приняла кое-какие меры предосторожности и отправилась бродить по Ярмарке. Первым делом она зашла в трактир к Ласме и Груне, выслушала свежие новости и поделилась своими. Заглянула в лавки, где бывает больше всего покупателей. Побывала в береговых пещерах у старых-престарых знакомцев, кто пережил смутные времена.
За день она показалась куче охотников — здоровая. И всем любопытствующим поясняла, что за новый узор у неё на одежде: мол, для самых непонятливых, кто не умеет читать серёжку мудрой. Убедилась, что охотники Вилья не сомневаются в праве хранительницы клана носить все эти узлы. Бродяги, кто остался зимовать на Ярмарке, тоже смотрели, слушали с одобрением.
А вот «поборников справедливости» Вильярины собеседники поминали недобрым словом, пересказывая про них самые жуткие слухи. Как сновидцы похищают детей Наритья и уносят их неведомо куда. Про отравленный дом Поджи. Про второго убитого мудрого — Рийру. Покойный был лентяем, недотёпой и неумехой, клан Рийи часто от этого страдал. Но злодеем, как Наритьяры Старший и Средний, несчастный Рийра не был. И вроде бы даже не замарался в их беззакониях, как Наритьяра Младший. Видимо, поэтому Рийре просто отрезали голову, а не утопили её в навозной яме.