- Кабанчика, – с благодарностью осклабился Больг.
На пороге трапезной они наткнулись на Глорфинделя, опорожняющего бочонок с вином. Глорфиндель был в одной рубахе, да и то – распахнутой на груди, так что могучее тело эльфийского воителя предстало перед Элрондом во всей своей красе. Беднягу Элронда бросило в жар от смущения. Перед глазами вновь всплыла соблазнительная сцена, случайно подсмотренная им в кабинете старшего советника: Эрестор, лежащий на столе в одних своих остроносых сапожках, и Глорфиндель – большой, сильный, распаленный, с влажными от пота золотыми волосами – наяривающий советника так, что даже стол под ними вздрагивал и трясся. На миг перед мысленным взором Элронда даже возникли крепкие ягодицы Глорфинделя, то сжимающиеся, то расслабляющиеся…
- О, это ты, любезный Глорфиндель, – выдохнул Элронд, от смущения зачем-то принимаясь собирать со стола грязные тарелки и складывать их горкой. – Давеча видел вас с советником, – только договорив, Элронд понял, что сморозил глупость, и поспешно добавил, чтобы исправить неловкость: – Я так рад, что вы наконец… м-м-м… объяснились.
Глорфиндель оторвался от бочонка и с досадой хлопнул ладонью по столу.
- Объяснишься с ним, как же! – фыркнул он. – Не успел я штаны натянуть, как он снова начал со мной лаяться. Видите ли, он всю жизнь меня любил, ночи не спал, места себе не находил, а я, скотина такая, трахнул его один раз и уже штаны натягиваю, – Глорфиндель в сердцах сделал еще один добрый глоток вина. – Ну, я ему и говорю: если ты еще раз хочешь, так я ж не против! Раздвигай, говорю, ноги. А он мне: ага, значит, тебе все равно, кого и как, лишь бы ноги перед тобой раздвигали! Нет, ну что это за эльф, ты мне скажи? – Глорфиндель с сожалением заглянул в опустевший бочонок. – Сам не знает, чего хочет.
Элронд, который уже было порадовался за Глорфинделя с Эрестором, совсем сник.
- Может быть, ты вернешься и поговоришь с ним? – предложил он деликатно. – У нашего советника… э… чуткая натура, с ним нужно быть ласковым, предупредительным… Любое грубое слово его коробит…
- Вот ты и будь с ним ласковым, владыка, – хмуро ответил Глорфиндель. – А я больше к нему и на шаг не подойду. Уж лучше я помру во второй раз, чем снова свяжусь с этой… гхм… «чуткой натурой», – Глорфиндель повернулся к Больгу, усмехнулся заметной выпуклости в штанах орка и хлопнул его по плечу. – Вот то ли дело ты, приятель! Немало перебил я твоих сородичей, да и насолили они нам немало, но вот за что я уважаю орков – так это за их прямоту. Эльфам следовало бы у вас поучиться. А то, видите ли, натура у них чуткая… – Глорфиндель приобнял Больга за плечи и снова его похлопал – на этот раз по колену. Больг приветливо взблеснул глазами.
- Ну, я вас оставлю, – поспешно сказал деликатный Элронд, отступая к двери. – Больг, друг мой, когда ты закончишь… э… свою трапезу, отправляйся отдохнуть. Слуги уже приготовили для тебя комнату рядом с моей, – он с сомнением посмотрел на улыбающуюся рожу Больга и для пущей наглядности потыкал себя в грудь. – Моей комнатой. Понятно? Ты сразу ее узнаешь – на ее двери резьба в виде стилизованных птиц и цветов… Ты понял, Больг? Твоя комната – следующая после моей. Не перепутаешь, да?
Больг, услышавший только очередное нагромождение дурацких эльфийских слов, которые для орка сливались в одно мелодичное «брлим-мрлим-мрлим-брлим», понял, что Элронд зачем-то показывает на себя, и повторил, почтительно улыбнувшись:
- Да…
- Ну вот и славно, дружок, вот и славно, – сказал Элронд, бросив на Глорфинделя встревоженный взгляд: прекрасный золотоволосый воитель уже наваливался на Больга всем телом, совал ему под нос кубок вина и с хмельным пафосом говорил что-то насчет «выпить на брудершафт за наших и ваших воинов».
Элронд прикрыл дверь, некоторое время послушал в коридоре, как Глорфиндель жалуется Больгу на Эрестора и тихонько ушел, удрученно покачивая головой. Вернувшись в свою спальню, Элронд с сожалением обнаружил, что Леголас ее уже покинул, но утешил себя мыслью, что это хорошо – значит, его мальчику уже полегчало. Он взялся за спицы, связал несколько рядов и со вздохом уронил руки на колени. Известие о разрыве Глорфинеделя и Эрестора совсем выбило доброго владыку Ривенделла из колеи; он так распереживался, что снова схватился за спицы и вязал, не переставая, до тех пор, пока на дворе не стемнело, и комната не погрузилась в темноту. Тогда Элронд поднялся, зажег свечу, отыскал в сундуке клубок красивой ярко-красной шерсти и уже начал привязывать к краю шарфа пушистые кисточки, когда дверь в комнату распахнулась, и в спальню, покачиваясь, ввалился Больг.
- Элли, – пьяно прогудел он, раскрывая Элронду свои объятия.
Элронд отложил вязание.
- Нет, мой друг, ты перепутал, – сказал он мягко, со смутным опасением наблюдая за тем, как Больг нетвердой походкой топает к нему, улыбаясь во весь рот и ласково блестя глазами. – Это не твоя комната. Твоя комната рядом, на ее двери узор в виде… – тут Элронд осекся, потому что Больг, подхватив ошеломленного владыку Ривенделла на руки, как ребенка, прижал его к себе и, к ужасу лорда Элронда, понес его на кровать.
- Нет, нет, Больг, – лепетал бедняга Элронд, тщетно пытаясь высвободиться из горячих объятий орка. – Отпусти меня, иди в свою комнату… Ты не туда попал!
Больг, все это время деловито стягивавший с владыки Ривенделла его уютную вязаную одежду, поднял голову, напряженно вслушиваясь в слова этого смешного запутанного языка, ничего не понял, но по встревоженному тону лорда Элронда заключил, что «Элли» сетует на нерасторопность Больга. Поэтому орк успокаивающе похлопал Элронда по обнаженному заду, раздвинул ему ноги, благодушно заверил его:
- Туда попал! – и, по своему орочьему обыкновению желая подкрепить слова делом, со всего маху всадил в Элронда свой могучий член.
Владыка Ривенделла тоненько взвизгнул – до этого момента Элронд и не подозревал, что способен так визжать – но все-таки собрал последние силы и вновь сделал попытку втолковать Больгу, что тот неправильно понял, что Элронд совсем не хотел… Однако Больг уже давно научился воспринимать эльфийскую болтовню как неизбежный шумовой фон – ну, вроде жужжания мух: крепко удерживая несчастного владыку Ривенделла за бедра, орк продолжал долбить лорда Элронда в своем обычном бешеном темпе, не обращая никакого внимания на его задыхающийся лепет. Поэтому вскоре увещевания лорда Элронда превратились в слабые стоны; он уронил голову на подушку, обреченно закрыл глаза и сдался… вернее, отдался на милость победителя.
========== Стручок ванили ==========
На следующий день весь Ривенделл высыпал провожать Больга. Стояло ясное, солнечное зимнее утро: снег искрился под ослепительно-голубым небом, в воздухе пахло холодом и свежестью, повсюду слышались веселые голоса эльфов, лошади, нетерпеливо переступая копытами, оглашали заснеженные просторы радостным ржанием. Больг, одетый в сияющие золотом доспехи и золотистый плащ, удивительно подходивший к его желтым глазам, красовался на великолепном черном жеребце – подарке Трандуила; могучий конь всхрапывал, тряс густой длинной гривой и свирепо косил большим блестящим глазом на эльфов, которые толпились у стремени, желая лично попрощаться с гостем. Больг, как истинный благовоспитанный орк, улыбался и благодушно позволял эльфам пожимать ему руку. Рядом вертелись Элладан и Элрохир, которые – не без хитрого умысла – вызвались проводить Больга до границы: близнецы переглядывались, шептались о чем-то и хитро поглядывали на орка, предвкушая поездку – причем сыновья Элронда, конечно же, намеревались оседлать вовсе не лошадей. Леголас наблюдал за отъездом гостя с балкона – лорд Элронд, всё еще беспокоившийся за здоровье принца, не позволил своему мальчику выйти на улицу холодным зимним утром; поэтому Леголас улыбался Больгу с балкона, как какая-нибудь прекрасная дама, провожающая рыцаря в поход, и махал ему рукой в вязаной варежке.