И все же она была слишком молода, чтобы ум так сразу поборол чувства. Умение принимать разочарования приходит с опытом, а на ее пути такое суровое разочарование встало впервые.
Не раз за эти дни на Олегов двор являлись киевские и окрестные старейшины. Слух о новой женитьбе князя разносился по городцам полянским, и все хотели знать, что происходит.
– Неужто померла княгиня? – расспрашивали приезжие на пристани.
– Что с походом и дружиной? – толковали на торгах и по дворам.
С кем Русская земля теперь в дружбе и вражде? Ходили даже слухи, будто в Болгарском царстве князь принял Христову веру, оттого, стало быть, и на болгарыне женился. Но гриди никого к нему не допускали. Ингвар еще не настолько собрался с мыслями, чтобы говорить с людьми. Его собственный поход кончился неудачей, и рассказывать об этом не тянуло. Война еще могла принести успех, но это зависело не от него. А о тех, от кого зависело, он ничего не знал. Он привел назад всего четыре сотни человек, из них многие и сейчас еще не оправились от ран. Где прочее войско во главе с Мистиной и другими боярами? Что с дружиной Хельги Красного? Послали им удачи боги или все в Греческом царстве в сыру землю полегли?
Старейшины подсылали отроков и к Эльге, надеясь узнать что-то от нее, но и она гостей не принимала. От стыда ей не хотелось никого видеть. Она как будто упала в навозную лужу у всех на глазах, рухнула с высоты, на которой стояла ранее и привыкла считать это своим законным правом. Племянница и хранительница наследственных прав Олега Вещего, пять лет она сияла будто солнце над Киевом. «Ты смарагд наш многоценный», – говорил ей Мистина той зимой перед походом Хельги на Самкрай, и от воспоминаний о проблеске нежности на его жестком лице Эльге еще сильнее хотелось плакать. Но вот оказалось, что для собственного мужа она не так уж многоценна. Понадобилась другая.
– Княгиня, лебедушка, да что же ты так себе сердце рвешь? – пыталась утихомирить Эльгу Ростислава, ее родственница. – Как будто от веку такого не бывало, чтобы муж другую жену привел? Да у кого же из князей и бояр не по две и три жены? У деда моего Олега их десяток перебывало, и до бабки Бранеславы, и при ней, и после нее… И русинки были, и славянки, и хазарки, и ясыни…
– Да если бы он челядинку какую в углу зажал, я бы и не глянула! – горячо возмущалась Эльга, едва слушая ее. До сих пор она у себя на дворе подобного за Ингваром не замечала, а что он делал во время походов, зимних и летних, когда жена не видала его по три-четыре месяца, она предпочитала не знать. – Но то княжна болгарская, царя Петра родственница, а через него – Романа цесаря! Я – наследница Вещего, она – никто здесь! Всем чужая и никому не нужная! Где Киев и где болгары?
Знатное происхождение и сильная родня Огняны-Марии делали ее опасной. Это было почти такое же солнце: оно робко выглядывало из-за небокрая, примериваясь, не найдется ли здесь места и для него? У Эльги екало сердце, когда она вспоминала: поначалу и сам Олег Вещий в Киеве был никто. Он пустил здесь корень, взяв в жены Бранеславу из древнего рода Киевичей. Ингвар тоже не имел здесь никаких наследственных прав и получил их в приданое за Эльгой. Не считает ли он теперь Киев своим владением, а права на киевский стол – своими собственными?
– Ингвар здесь чужой! – гоня прочь эти мысли, говорила она Ростиславе. – Он стал господином над Киевом благодаря мне! Наш, Олегов род дал ему власть! Если он потеряет меня, он потеряет все!
Ростислава только вздыхала, отчаянно жалея, что нет рядом ее мужа. Острогляд, зять Олега Предславича, был одним из самых деятельных сторонников и устроителей заговора, передавшего власть Ингвару и Эльге. И вот теперь, когда союз права и силы грозил расколоться, Острогляд находился в Греческом царстве, с Мистиной и прочим войском. А в Киеве не оказалось почти никого из людей, способных помочь делу. Мистина, Ингваров побратим и наиболее доверенный человек княжьей четы, старшие бояре, родичи – все сейчас за морем. И живы ли?
Эльге было бы легче перенести измену мужа, не будь они так близки ранее. А теперь в ней росла настоящая ненависть: так ненавидят людей, сумевших предать именно потому, что им доверяли!
– И ладно бы, если бы я Ингвару отдала себя одну! – возмущалась Эльга перед Ростиславой и Утой. Сестра в эти дни почти не уходила от нее, покинув свое хозяйство на ключницу. – Но я отдала ему Киев, землю Русскую! А он теперь кому их вручить задумал? Болгарам? Петру? Или сразу Роману?
– Но что же ты будешь делать? – с тревогой спрашивала ее сестра Ута. Несогласие в семье для нее было что острый нож.
– Я… уеду отсюда! – Эльга схватила с лавки рушник и с размаху швырнула на пол.