– Но что же ты узнала? - нахмурился Петя.
– Ах, боже мой, все.
– Именно?
– Что ты служишь в Красной гвардии, что ты командовал их бронепоездом.
– Я этого не скрывал. -
– Да, ты не скрывал. Но ты и не говорил. И я, твой самый близкий человек, должна была узнать об этом от других. Но не будем больше об этом говорить, - быстро сказала она. - Все забыто.
Она взяла его под руку и с грустной улыбкой сказала:
– Я ведь тебя, оказывается, не на шутку люблю. Ты для меня все… А ты? Надеюсь, ты меня не разлюбил? Нет, нет. Молчи. Не отвечай. Я знаю, что ты меня любишь по-прежнему. Иначе бы не пришел. Пойдем походим, а то у меня замерзли ноги.
Она потопала о землю своими ботами, серыми, как зайчики, а он постучал своими тонкими хромовыми сапогами, начищенными до блеска ради этого свидания.
Ноги его одеревенели, и он с радостью пошел рядом с Ириной по аллеям, в последний раз взглянув на мраморно-белое море, где на горизонте виднелся вмерзший в лед транспорт с розоватым дымком над трубой.
На дорожке лежала замерзшая птичка. Ирина поддела ее ногой, и она покатилась, подпрыгивая, словно камешек.
– Жуткий мороз, - сказала она.
– Как на полюсе, - ответил он.
– Я только что об этом подумала. Как звали этого сумасшедшего… . - Капитан Гаттерас.
– Ты читаешь мои мысли. А помнишь, когда нужно было выстрелить из ружья и больше не было пуль?
– Да, да. Тогда они разбили термометр и вынули замерзший ртутный шарик.
– Вот это был холод!
Они гуляли под руку по непроницаемым аллеям, среди обросших инеем деревьев, иногда напоминавших белые страусовые перья.
Вечерело.
– Знаешь, - сказала она, - еще совсем недавно мне казалось, что я тебя никогда не прощу. Но теперь я понимаю, что ты был прав. Ты поступил совсем не глупо. При твоем простодушии это даже удивительно.
Он с недоумением посмотрел на нее.
– Было бы неразумно идти против стихии, - продолжала она. - К чему это могло привести? Бедный папочка погиб именно потому, что пошел против стихии. - Она снова при упоминании перекрестилась я вытерла слезу. - Теперь же, когда все успокоилось, можно рассуждать хладнокровно и принять умное решение. Нет, ты даже не представляешь, как я тебя люблю, как ты мне бесконечно дорог. Чистый, нежный, простой. Я вся, вся твоя. На всю жизнь…
Петя плохо вникал в смысл ее слов. Он только понимал, что она признает его правоту, любит его по-прежнему и отдается ему на всю жизнь.
– Дорогая, - бормотал он, изо всех сил прижимая к себе ее локоть. - Любимая, единственная… Как мне было без тебя тоскливо, одиноко…
– Правда?
– Клянусь тебе.
– Теперь все пойдет по-другому.
– Я так счастлив, что ты поняла, что я прав, и согласна идти со мной…
– Хоть на край света! - горячо и поспешно сказала она.
– Родная моя. Пойми, пойми…
Он хотел передать ей все свои чувства и мысли, но не находил слов. Все это было так сложно и так великолепно!
– Какой ужасной жизнью мы жили до сих пор! То есть не мы лично… Но народ, Россия… Мне трудно тебе объяснить. Нищая, несчастная, голодная, полуколониальная Россия… Бездарный царь! Мрак, азиатчина, холера, тиф… "Страна рабов, страна господ, и вы, мундиры голубые, и ты, послушный им народ". А потом этот Керенский. Нет! Только сейчас начинается настоящая история России. И, знаешь, мой папа трижды прав, когда утверждает, что Ленин - величайший преобразователь и что он даже выше Петра. Ты согласна?
– Однако ты большой выдумщик, - сказала Ирина, и в ее все еще нежном, ласковом голосе Пете послышались какие-то странные нотки раздражения.
– Разве я не прав? - спросил он, стараясь заглянуть ей в глаза, но она отвернулась и опустила на лицо черную вуаль.
Петя тотчас отвел эту вуаль в сторону.
– Послушай, друг мой, - сказала она. - Мы не дети. И я пришла сюда вовсе не затем, чтобы выслушивать от тебя всякие глупости. Я понимаю: "Боги жаждут", Робеспьер, Эварист Гамлен, Элоди… Толпы на площадях… Может быть, это и очень романтично, но нам в России не ко двору. Поиграл в революцию - и будет. Хорошенького понемножку. Не забывай, что ты все же офицер русской армии.
Она строго и прямо взглялула на него.
Они шли по дорожке вокруг розария, обсаженного коротко остриженным кустарником, черно-проволочным на фоне чистого вечернего снега.
– Или, может быть, это не так?
Она продолжала смотреть на него в упор потемневшими глазами, и Петя видел, как она разительно похожа на своего покойного отца.
– Чего ты от меня хочешь?
– Ты не понимаешь?
– Нет.
– Очень жаль. Тогда я буду говорить прямо. Во-первых, ты обязан порвать все связи с этой - как она у вас называется? - Красной гвардией. Русский офицер, поступивший на службу к большевикам, - больше не офицер, а изменник. А я слишком… А ты мне слишком дорог, чтобы я могла пережить одну лишь мысль, что ты измэнник. Ты меня понимаешь?
Она подошла и припала к его плечу.