— Ты такая красивая.
— Ты тоже.
Элисабет поднялась, взяла сигареты, закурила и выдула дым на меня. Потом унесла бокалы на кухню. Человек по имени Ашкенази снова заиграл бетховенскую сонату.
— Может, поставишь что-нибудь другое? — спросил я.
— Дуешься, что я не впустила тебя?..
— В другой раз.
Элисабет сжала губы и поставила пластинку с французскими песнями. Потом начала подпевать. Стояла передо мной в развязанном халате, напевая себе под нос, а из динамиков звучали голос певца и сдержанная гитара.
— Тебе нравится Брель?
— Кто это?
— Он написал эту песню.
— Я не слушаю песен.
— Тебе нравится в школе? — спросила Элисабет от двери на веранду.
— В общем, да, — ответил я. — Хотя не понимаю, зачем нам это старье.
— Ну, все в классе уже поняли, что ты не любишь старинные пьесы.
— Нам нужна пьеса о том, что происходит сейчас. А мы тратим время на пыльную чепуху.
— Ты правда думаешь, что «Гамлет» — пыльная чепуха?
— Там все так запутанно. Одной болтовни сколько.
— Не понимаю, зачем ты ходишь в эту школу, если театр тебе неинтересен. Тебе, наверное, надо было подавать заявление в гимназию верховой езды в Траносе. Вот у них точно движу-у-у-уха. Тебе нравятся галифе для верховой езды?
— В смысле — «нравятся»?
— Они тебе кажутся красивыми?
— Дурацкие штаны, вот и все.
— О, вот тут я бы поспорила. Хочешь мои посмотреть?
— Ты без них красивее.
— А вот это мило. — Элисабет уселась верхом на меня, распростертого на диване. Наклонилась и поцеловала меня, еще поцеловала. Потом вдруг поднялась, принесла бокал и одним глотком осушила его.
— Папа говорит, мое желание учиться на театральном курсе — просто блажь. Блажь. Он считает, что на девушек моего возраста часто блажь находит, что бы это ни значило.
— Это значит, что человек может быстро передумать. В таких случаях и говорят — «блажь нашла».
— Зато ты надежный, уравновешенный и спокойный. На тебя никакая блажь не найдет.
— Почему ты ничего не написала для анализа? — спросил я.
— Потому что мне это не надо. Мой характер держится всего на трех китах.
— И каких?
— Склонность к блажи, вечная отличница и низкая самооценка.
— Да ну.
— Что «да ну»?
— Ты еще и красивая.
— Дурень, это же не черта характера.
— И играешь на пианино, как какой-нибудь…
— …виртуоз.
— Ага, — согласился я. — И тебя так хорошо трогать.
— Ты бы имел успех в школе верховой езды в Тра-носе. Только представь себе сотню возбужденных девиц, которые вечерами надраивают кавалерийские сапоги. Ты бы там был первым учеником.
Элисабет взяла мой бокал и залпом выпила.
— Это было мое вино, — сказал я.
— Можно открыть еще.
— Не хочу.
— Ну да, конечно, ты же боксер.
Элисабет снова уселась на меня верхом:
— Приласкай меня. Приласкай еще раз.
Потом легла рядом и посмотрела на меня.
— Кажется, я немного напилась, сообщила она. — Как думаешь, я требовательная?
— В каком смысле?
— Ты знаешь, что значит «требовательная».
— Закрой рот, тогда приласкаю, — сказал я.
— Ты точно не хочешь записаться в школу верховой езды?
— Заткнись, — прошептал я.
— Какой ты милый, — фыркнула она. — А я немножко напилась.
30
О, братья и сестры мои, что есть любовь? Мне было десять лет, я заикался, я мочился в постель, и школьная медсестра отправила меня на «Централен», в клинику детской и юношеской психиатрии. Когда мы вернулись домой, мама спросила, говорил ли я что-нибудь про Рольфа.
«Нет», — сказал я. «И очень хорошо, — сказала мама. — А то бы ему это не понравилось».
Сестры и братья мои! Скажите же мне, что есть любовь?
Я бежал вниз по Слагсте. Бегать в кроссовках с отрезанными носами нелегко: я боялся ушибить пальцы и потому слишком высоко вскидывал ноги. Мне предстояло одолеть семь километров, а прямо посреди трассы был склон, который начинался у самой гальки, у вод Мэларена, и тянулся вверх метров на тридцать. Со скал можно было увидеть Экерён и даже Кунгсхатт[25]. Склон был длинный, с жесткой землей, и я пробежал его трижды. В первый раз легко, во второй тоже. В третий раз на полпути вверх я выдохся и добежал на одной силе воли.
После третьего подъема легкие отчаянно требовали воздуха, тело хоть на миг хотело остановиться. Но я заставил себя двигаться дальше, в голове стучало: не останавливайся, не останавливайся.