Сел на двенадцатый номер, до Альвика, там пересел на метро.
Дома бабушка разговаривала с мамой по телефону. Намазывая себе бутерброд, я прислушался. Бабушка положила трубку.
— Лена переезжает, — сказала она.
— Понятно. Куда?
— К какой-то подружке. Не может ужиться с Рольфом. Общего языка никак не найдут.
— Да с ним никто общего языка не найдет.
Все-таки хорошо, что она решила убраться. Как бы у них с мамой было, если бы Лена и дальше осталась там жить?
— Еще приходила полиция. Забрали восьмилетнего мальчишку, который пытался кого-то ограбить. У него был настоящий револьвер!
Я отвернулся к окну. Снова пошел снег. Стемнело.
— Я скоро вынимаю ветчину, — сказала бабушка. — Будем есть ветчину и макать хлеб в бульон. Подходит?
— Подходит, — согласился я и ушел к себе.
Перед каникулами я взял в библиотеке несколько книг. Вот они, лежат на столе. Два романа Линны, сборники стихов Гуннара Экелёфа и Алистера Маклина[37]. Стаффан мне осенью плешь проел насчет того, как мне нужно почитать Экелёфа. Раньше я никогда не брал стихотворных сборников. Раскрыл книжку наугад и улегся на кровать с «Пушками острова Наварон».
Еще я ходил на тренировки. Народу в зале было немного, меня ставили в спарринг с Морганом. Тяжелым, неповоротливым, с ним не особо-то трудно. Но Иво остался недоволен.
— Из тебя никогда не выйдет боксера, если ты и дальше так будешь, — говорил он, когда я снимал шлем. — Ты не выкладываешься.
Я начал работать с лапами, но Иво вышел из себя:
— Какой смысл заниматься тобой, если ты так несобран! — Он заехал мне лапой по голове. Потом прекратил двигаться, опустил руки и сердито спросил:
— Ты хочешь заниматься боксом или нет?
— Не знаю.
— Тогда снимай перчатки. Наденешь, когда будешь знать.
Иво повернулся ко мне спиной и покинул ринг.
У меня комок стоял в горле; хотелось крикнуть ему вслед, что я уже знаю, знаю! Я буду заниматься боксом, как сто чертей буду заниматься!
Но я молчал, потому что знал: все ровно наоборот. Мне больше не интересно. Морган помог мне расшнуровать перчатки. После душа я поставил кроссовки Иво на лавку и ушел.
Новый год я встретил у Стаффана в Тумбе. Его родители уехали в горы, они же с Уллой обитали на вилле. Улла ходила, придерживая живот, и ради ребенка не пила спиртного. Почти все приятели Стаффана были старше нас, они рассуждали о поэзии и театре. Я сидел на диване, и мне казалось — меня здесь нет. Ко мне подсела девушка с густыми рыжими волосами, с веснушками и невероятно белой кожей. Она была немного под кайфом.
— А можно загореть, если кожа и так коричневая, как у тебя? — спросила она и положила пальцы со множеством колец на мою руку.
— Можно, если захотеть.
— Коричневая кожа — это красиво.
— Коричневую кожу может заиметь кто угодно, — ответил я. — Берешь двести миллилитров кокосового масла, сорок миллилитров йода и двадцать миллилитров эфира. И все смешиваешь.
— Употреблять внутрь или наружно?
— Употреблять на кожу. Волосы тоже можно покрасить. Черномазым может стать кто угодно, надо только в аптеку сходить. Там даже смесь сделают, если попросишь.
— Это, наверное, опасно для жизни.
— Опасно для жизни быть негром, — сказал я. — Слышала про Бетти Смит?
— Бесси! — прокричал Стаффан с другого конца стола. — Ее звали Бесси[38].
— Ну да. Бесси.
Рыжая девушка пересела к Стаффану, и я слышал, как она спросила, кто такая Бесси Смит.
Утром первого января я проснулся на диване. Мы с рыжей спали валетом. На рассвете девушку вырвало.
Каникулы кончились. На улице минус пятнадцать. Стаффан, трясясь от холода, возился на крыльце школы с самокруткой, но пальцы не гнулись от холода. Пришлось ему зайти в вестибюль и скатать самокрутку там.
— Почитал Экелёфа? — спросил он и лизнул бумагу.
— Да, — солгал я. — Полистал.
— Им надо жить. У меня он всегда с собой.
Он хлопнул себя ладонью по карману пальто. Прозвенел звонок, мы вошли в класс, и я сел у окна. Вошел Янне с новым портфелем. Наверное, на Рождество подарили.
— Итак, — начал он, с хрустом грызя леденец, — поздравляю с началом нового семестра. Мы продолжим работать с Шекспиром, нас ждут «Двенадцатая ночь» и «Сон в летнюю ночь». Сценическое мастерство — как в прошлом семестре, одна-две сцены из каждой пьесы. На уроках шведского языка и занятиях по истории театра займемся анализом. Прочитайте обе пьесы побыстрей. Они вон там, внизу.
38
Йон-Йон путает писательницу Бетти Смит («Дерево растет в Бруклине») и джазовую певицу Бесси Смит. По одной из версий, Бесси Смит погибла из-за того, что врачи в больнице для белых отказали ей в медицинской помощи (певица попала в автоаварию).