Гейл понимала, что лучше держать свое негодование при себе, иначе Саманта просто уйдет, как сделала пять лет назад. Похоже, дочери не осознают, что ей тоже больно.
Саманта повернулась к медсестре:
– Насколько все серьезно? Я могу поговорить с врачом?
– Он сейчас в реанимации с пациентом, но вернется в течение часа. При обследовании не выявлено внутреннего кровотечения или переломов – хорошая новость. Амнезия тоже не наблюдается. Гейл немного нервная, но это нормально после травмы головы.
Гейл показалось, что она слышала слова Саманты о том, что для ее матери это нормальное состояние, однако не была уверена.
– Наверное, вы хотите побыть с ней наедине? – улыбнулась медсестра. – У вас пять минут.
– О, нет, это лишнее… – Саманта смутилась.
– Все нормально. Я буду за дверью. Если срочно понадоблюсь, нажимайте кнопку вызова.
Девушка вышла так быстро, что Саманта не успела ее остановить.
Гейл, совсем недавно мечтавшая избавиться от общества медсестры, теперь так же сильно желала, чтобы та осталась. Без присутствия третьего лица фокус внимания сужался. Они остались вдвоем.
Саманта расстегнула пальто, в каждом движении ощущалось напряжение. Сколько воспоминаний и несказанных слов…
Под пальто на ней были широкие белые брюки и белый свитер с горлом, подчеркивающий длинную шею и стройную фигуру. Белое? На Манхэттене? Гейл передернуло. Она сама такое никогда бы не надела. Впрочем, надо признать, Саманта создала образ успешной и уверенной женщины, добавив безупречный макияж и скромные украшения. Ах, если бы только не пальто – красное! Ведь она их учила – черное, только черное, этот цвет смотрится выигрышно в любой ситуации. Тогда Гейл была бы довольна дочерью. Говорить об этом не стоит, а то Саманта вылетит из палаты вслед за медсестрой.
– Расскажи о своей работе, Саманта, – в голову пришла вполне нейтральная тема для разговора. – Мой помощник сказал, ты возглавляешь собственную компанию. Поздравляю. Почему ты мне не рассказала?
– Почему? Но это же неважно.
Неважно? Это самое главное. В возрасте дочери Гейл цеплялась за каждую возможность подняться выше, добиться успеха и от души радовалась победам. Будто пришивала новые кусочки к лоскутному одеялу, чтобы оно прочным коконом укрывало ее от ударов судьбы. Кровь, пот, слезы – новый способ смастерить и применить лоскутное одеяло.
– Ты много трудилась, чтобы добиться нынешнего положения. Ты должна гордиться и никогда не стесняйся успеха, – Гейл воодушевилась, почувствовав силы стать прежней. – Ты должна владеть…
– Прошу тебя, давай поговорим о чем-то другом, – Саманта стиснула зубы. – Расскажи, что случилось?
– Со мной? Нелепица.
Гейл сникла, вспомнив, что она пациент больницы.
– Зачем ты встала на стул?
– Ты видела репортаж?
Саманта принялась стягивать перчатки.
– Да, показывали в новостях.
– Вот чертов оператор! Все случилось сразу после интервью в прямом эфире. Надеюсь, это не навредит моей репутации.
Дочь бросила сумочку на стул и посмотрела на мать с сомнением.
– Будучи в больнице с травмой головы, ушибами и растяжением голени, ты думаешь о своей репутации?
– Она важна для меня.
– Да, для тебя важна.
Саманта повесила пальто на спинку и села, но не расслабилась; нога ее была выставлена вперед, словно она готовилась убежать сразу, как появится возможность.
– Тебе очень больно?
– От осознания того, что моя репутация может быть уничтожена? Да, меня это тревожит, но я…
– Я о голове. Голова болит?
– Ах… да. Болит немного. И ребра.
Прислушавшись к себе, Гейл поняла, что у нее болит все тело, и это неудивительно, учитывая ее падение. Боль она пыталась игнорировать, как и все плохое, случавшееся в жизни, когда приходилось пробираться через тернии, подталкивая себя вперед, а если нужно, волоча из последних сил. Боль для нее – вещь привычная.
– Ты принимала обезболивающие? Может, попросить медсестру…
– Нет.
Если признаться, как сильна боль, ее никогда отсюда не выпустят.
– Спасибо, думаю, они мне что-то дали.
Разговор подошел к финалу.
Саманта сидела, разглядывая руки. Гейл лихорадочно думала, что еще сказать, ведь в такой ситуации нельзя совершить ошибку.
– Ты приехала на машине?
– На самолете.
– Ах, вот как.
Она и не предполагала, что общаться с дочерью будет так сложно. Получается, они наговорили друг другу достаточно в последний раз, чтобы разрыв можно было счесть окончательным.