— Бобылеву нашла ее домработница.
Патриаршие пруды
Кен позвонил водителю, чтобы он ехал прямо к дому Алисы на Патриарших прудах, спешно оделся, выскочил на улицу и поймал грязно-серую «девятку» с черной тонировкой. Когда Алехин разместился на засаленном сиденье, его окутал густой смрад махорки, пота и дубовой кожанки, надетой на водителя. Колени Кена уперлись в дешевую пластмассу бардачка, на который был наклеен бумажный складень с ликами Спасителя, Девы Марии и Николая Угодника. Радио «Шансон» с хрипотцой то ли обещало, то ли искушало: «Юлька, Юлька, я тебе налью вина».
Водитель покосился на бобровый воротник и черные очки Кена, хмыкнул и, наконец, начал разговор:
— Че, «мерс», что ли, сломался?
— Нет времени ждать водителя, — сухо ответил главный редактор.
— Куда же вам спешить? Вы, я так погляжу, уже все успели, — простые слова водителя вдруг неожиданно попали в самую точку. «Надо остановиться», — приказал себе Кен и продолжил вслух:
— Как вы это точно сказали. Вас как зовут?
— Миха, — панибратски сообщил водитель и оскалился грязно-желтыми зубами.
— Очень приятно, меня зовут Иннокентий.
— Как Смоктуновского, — от упоминания самого интеллектуального актера СССР Кен вздрогнул.
— Вы вот образованный человек, объясните мне, сколько мы еще будем терпеть этого Каца?
— Какого Каца?
— Ну Лужка, только он никакой не Лужков — это первой жены фамилия. Кац он! Самый настоящий Кац! — торжествующе объявил Миха.
— Да, что-то такое слышал, — разочаровано продолжил Алехин. — Да мало ли в России Кацев.
— Может, и немало, но он такой один, как пиво, бля! — Миха заржал над собственной шуткой.
— А что с Юрием Михайловичем не так?
— Кац москвичей отучил работать. Шлагбаумов понаставил и дядек посадил, чтоб деньги собирали. Я бы этого Каца на Красной площади казнил. Отсек бы сначала членчик, затем одно яичко, потом другое, — мечтательно промурлыкал Миха так, как будто грезил о блинчиках с вишней в разгар голодомора.
— Все это очень интересно, — вяло пробурчал Алехин, и они замолчали.
«К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь», — вспомнил он школьную программу по литературе. Кен в очередной раз удивился, сколь тонкая грань отделяет его маленький мирок от темной массы русского народа. Пугачевщина не стала историей, она наш еженощный кошмар. Уж лучше тиран с Patek Philippe на запястье, чем этот Миха в качестве электората. Однако Алиса убита. Кто? После смерти Филиппа прошло уже три недели, а он так и не продвинулся к разгадке. Вопросы не просто оставались без ответа, к ним добавлялись новые. Кен решил освежить свой список:
«Кто убил Филиппа?»
«Куда пропал мобильный Филиппа?»
«Кто пытался меня убить?»
«Кто украл лэптоп Филиппа?»
«Кто в «Персее» был информатором Филиппа?»
«Кто такой youppi, если это не Сергей?»
«Кто такой Сфинкс и чего он хочет?»
«Кто убил Алису?»
Еще вчера у него было два подозреваемых — Константин Разумов и Сергей. Сегодня Сергей как-то вообще не вписывался в историю с Алисой. Алехин даже не был уверен, что они знакомы.
У подъезда Алисы, расположенного прямо напротив ресторана «Павильон», стояло несколько милицейских машин, толпились любопытствующие старушки и собачники. Кен представился краснощекому менту — как выяснилось, старшему из оцепления. Тот гаркнул что-то в рацию, и Кена пропустили внутрь. Алехин давно не был у Алисы, и сейчас, ожидая лифта, вспомнил, как они в самом начале своего романа стояли здесь и целовались. Алисе нужно было переодеться после съемок, чтобы вместе с Кеном ехать дальше на какие-то вечеринки. Но они никуда не поехали.
В жизни каждого мужчины была женщина, одетая в его рубашку на голое тело. Хрупкое маленькое тело внутри большого куска материи с висящими плечами, высоко закатанными рукавами и воротом, лежащим на ключицах. Алиса стояла у окна и курила тонкую сигаретку, глаза ее блестели и были счастливыми. В тот момент Алехину казалось, что он ее любит. Потом пришла скука, инерция и только недавно — что-то вроде ревности. Чувства их давно ослабели, поэтому Кен скорее испытывал не ревность, а определенную брезгливость к женщине, которая делит его с «ничтожеством». Иначе о Косте Разумове Алехин и не думал.
Дверь в квартиру была открыта, но загорожена спинами каких-то людей. Алехин увидел за ними лицо молодого симпатичного мужчины.