— Плохо, Кристина. Мне очень плохо, — соврал Алехин, которому было просто нервно и грустно. Но он знал, что ничто так не привлекает женщин, как зрелище страдающего мужчины. Его сразу хочется обнять, перевязать раны, приложить лед ко лбу или напоить чаем с вареньем, погладить рубашку и помыть полы. Среди московских плейбоев это называлось «включить у нее синдром медсестры». — Может, поужинаем? — продолжил он разбитым голосом.
— Сейчас без десяти двенадцать. Прости, Кеша, но мне вставать в семь утра, — медсестра не включилась.
— Кристина, я мог бы за тобой заехать.
— Кеша, правда — у меня глаза слипаются, давай завтра после работы. Я с удовольствием с тобой увижусь, — Кристина действительно хотела его видеть. И не только видеть…
Она отключилась. Кен, живший шумной людной жизнью, вдруг ощутил свое одиночество. За сегодняшний день он принял немало соболезнований. На самом деле Алехина они нисколько не утешили, напротив, сильно напрягли. В его кругу умели складно врать, притворно смеяться и выражать восторг по любому поводу, но не знали, как реагировать на трагедию. Мир вечного позитива не допускал даже мысли о страдании.
У самого Кена был прекрасный словарный запас. Правда, всякий раз, когда он сталкивался со смертью, слова как-то примерзали к гортани. Подлинная нутряная боль не вписывалась ни в какие поведенческие и мыслительные клише. Здесь он вступал на обратную сторону Луны — в полную неизвестность — и больше всего опасался обнажить то, что было скрыто за отточенными манерами и вечным англосаксонским «I am fine».
Лучшее, что сейчас можно было сделать, — это заняться работой. Но работой Алехина постепенно становилось расследование. Он вновь перебрал в голове тревожившие его вопросы и решил, что единственный ключ к загадкам последних недель — это Сергей. Друг Филиппа и теперь Максима. Кен набрал телефон Максима и услышал сонно-сердитое:
— Который час?
— Ой, прости. — Кен глянул на часы. Было двенадцать. — Извини, я потерял счет времени.
— Все в порядке, Кен, — собрался Самойлов. — Мои соболезнования. Я хотел было тебе позвонить, но…
— Ничего, я справлюсь. Максим, мне нужно переговорить с твоим другом.
— Каким?
— Если я не ошибаюсь, его зовут Сергей, ну, такой блондин.
— Мы два дня не виделись, и я не уверен, что увидимся еще, — сухо сообщил Максим.
— Поссорились?
— Он слишком много лгал. Но это не имеет отношения к делу. Тебе нужен его телефон?
— Да, если можно.
Самойлов продиктовал мобильный Сергея, нарочито зевнул и они разъединились. Алехин тотчас вбил цифры. В трубке раздавались длинные гудки. Кен ждал. Наконец он услышал раздраженное «Але?».
— Привет, Сереж, это Иннокентий Алехин. Прости, если поздно.
— Ой, здравствуйте, то есть здравствуй, не ожидал тебя услышать, — в голосе Сергея звучало искреннее удивление.
— Мне надо с тобой срочно поговорить. Это очень важно.
— Давай, только я сейчас… — Сергей как будто замялся, — только я сейчас на встрече. Я тут всем срочно понадобился… — Сергей хотел еще что-то сказать, но Алехин его перебил:
— Ты где?
— Дома.
— А понимаю, — в голосе Алехина прозвучала мужская ирония. Кен представил себе встречу, которая может быть дома у юного легкомысленного создания в двенадцать часов ночи. — Извини, если отвлек от твоей встречи, — продолжил он с не меньшей иронией. — Но я очень тебя прошу.
— Ну хорошо. Как я могу тебе отказать? Давай, приезжай через 40 минут, — Сергей продиктовал адрес. Когда они разъединились, парень набрал телефон человека, который пять минут назад сообщил ему, что слегка заплутал в темных одинаковых дворах района Гольяново.
— Слушай, у меня сейчас не получится. Предки с дачи неожиданно нагрянули. Давай завтра, — второй раз за пару минут соврал Сергей.
— Ты же один живешь?
— Ну, они позвонили и сказали, что будут через 40 минут, завезут продукты.
— В час ночи, что ли? — голос на том конце трубки звучал обиженно и недоверчиво.
— Ну а ты далеко?
— Я у твоего подъезда.
— Ладно, давай быстренько чайку выпьем, поболтаем. Но только смотри, у меня не больше 40 минут.
— Мы с тобой все успеем, зайка, не волнуйся, — проворковала трубка.
Алехин решил сразу ехать на улицу Байкальскую в Гольяново и уж там выяснить, освободился ли Сергей. Главное, надо было чем-то заняться. По ночной Москве на мощном «Мазерати» они долетели за пятнадцать минут.
— Вот он, дом 27, — сказал Степан, — тут у меня шурин живет. — Алехин оглядел блочную грязно-серую девятиэтажку с редкими тускло освещен-ними окнами и набрал Сергея. К телефону никто не подходил. Алехин мысленно представил себе, какими важными делами занимается его знакомый, и деликатно разъединился.