– А мы, оказывается, дружили?
Не ответил.
– Расскажи хоть, как живешь. Почти два месяца не разговаривали. Что нового в жизни?
– Я, Вадим, замуж выхожу.
– Вот оно что, – присвистнул он. – А я-то думаю, что это малыш от меня бегает…
– А ты думал, малыш всю жизнь будет за тобой бегать? – говорю я, улыбаюсь и ненавижу его в эту минуту.
– Поздравляю. Кто этот счастливец?
– Не важно. Человек, который, в отличие от тебя, хочет, чтобы я была счастливой.
– Почему, я тоже желаю тебе счастья. От всей души.
– Спасибо на том.
– Оля…
– Ну что тебе еще? Что? – резко оборачиваюсь я.
Он глядит испуганно, растерянно.
– Ничего… Хотел предложить подвезти тебя, по старой памяти.
– Спасибо, меня подвезут.
Он медленно идет к стоянке. Даже не попрощавшись. Ничуть мне тебя не жалко, ничуть. И вот моя машина показалась, белый «мерседес», и гляди, гляди ошалело, как мне открывают дверцу, как помогают сесть, перекинуть ремень и как уносимся мы по улице, разбрызгивая мокрый снег!
Едем по городу лихо. Руки Герберта в перчатках с дырочками уверенно лежат на руле, и сам он, уверенный, в строгом черном пальто, ведет машину легко, сидит не шелохнувшись.
– Что за погода у вас в Ленинграде?
– Да уж такой климат.
– Ноги не промокли?
– Нет, что ты, ничего.
Мельком глянул вниз. На мои, прямо скажем, не новые сапоги – не успела ноги спрятать. Потом, не меняя позы, достал что-то из «бардачка».
– Из Европы грипп идет. Закапывай две капли в нос, по утрам.
Я разглядываю яркий пузырек.
– А Антошке можно?
– Ему – одну. Кстати, я записал его в бассейн.
– Правда? Вот хорошо! Плавать наконец научится.
– И закалка необходима парню. Извини…
Это нам свистнули. Сворачиваем к тротуару. От перекрестка медленно, помахивая палочкой, идет милиционер.
– Момент, – говорит Герберт, спокойно выходит, а через минуту возвращается, и мы трогаемся.
– Чего он от тебя хочет?
– Уже ничего. Все о’кей.
И мы снова едем, обходя «Волги» и самосвалы. Сворачиваем в переулок, подаем куда-то задом и останавливаемся.
– Подождешь минутку?
– Конечно.
– Я быстро. Полистай, чтобы не скучать.
Кажется, последний.
Сижу, листаю глянцевый заграничный журнал. Улыбаются красотки-манекенки, дамы в немыслимых туалетах пьют коктейли, супермены курят «Кент» и «Мальборо». А вот кого-то убили: взорванная машина, труп и кровь на асфальте, полицейские – репортаж на десять страниц, и ничего не понятно, все на заграничном языке.
Хлопнула дверца. Герберт бросил сверток на заднее сиденье, обошел машину, сел за руль.
– Герберт, тебе не страшно работать за границей?
– Почему?
– Там вон, видишь, всякие страсти-мордасти, террористы.
Усмехнулся. Тронул машину, потом отвечает:
– Нет. Не страшно.
Больше ничего не объяснил.
– Ты свободна послезавтра вечером?
– Да, а что?
– Будет прием по поводу закрытия выставки. Большого веселья не обещаю, но если бы пришла – был бы рад.
– Ну конечно, зачем спрашиваешь.
– И Лариску бери, Валюшку с Сашей, пусть оживляют общество. Прости, забыл, где поворот?
– Вон, дальше.
Подъезжаем к детсаду. Бегу, возвращаюсь с Антошкой. Размахивая пистолетом, он деловито забирается на заднее сиденье.
– Здлавствуйте!
– Привет, друг Антон. Как жизнь молодая?
– О’кей! – Снова едем.
– Ну-ка, давай сюда. – Не оборачиваясь, Герберт ухватывает Антошкин пистолет. Легкая борьба, пистолет в руках Герберта, а вместо него откуда-то из-под сиденья возникает автомат, да какой! И вот он в руках Антошки, окаменевшего от счастья.
– Что надо сказать Герберту Мартыновичу?
– Спасибо…
– Теперь ты оснащен самым современным оружием. Вернее, его точной копией.
– Ты его балуешь, Герберт.
– Та-та-та-та! – почти по-настоящему строчит автомат, и разноцветные лампочки загораются на нем, к упоению Антошки.
– Герберт, – говорю я, тронутая его вниманием.
– А это – тебе. – Он снова протягивает руку и достает сверток с заднего сиденья.
– Ой, что это?
Разворачиваю – новенькие сапоги. Осенние, на самом модном низком каблуке.
– Герберт, я ведь тебя просила… – Щепетильное огорчение борется во мне с радостью.
– Хочешь – можешь выбросить, но я лично против того, чтобы ты ходила с мокрыми ногами.
– Ну что ты… Я просто… Конечно, спасибо.
Антошке легче относиться к жизни. Та-та-та-та – за моей спиной, в окно расстреливает прохожих, обо всем на свете забыв. Вот и мой дом.
– Будь здоров, Антуан, – протягивает руку Герберт.
– Ты не зайдешь?
– Нет возможности. Надо вечером встречать делегацию. Утром я закину продукты…