Теперь Кремлю и всему миру был дан ответ. Финляндия будет сражаться. Но как долго? И чем?
Глава 2
«Мы не станем для них подарком»
(1–11 декабря 1939 года)
Финский кабинет уходит в отставку, Советы бомбят города. Новое правительство должно найти мирный выход. Россия захватывает порт и острова. 200 убитых.
Если первый день советско-финской войны был «сумасшедшим», как написал Герберт Эллистон, то последующие дни были еще безумнее. Эллистон и его коллеги, засевшие в отеле «Кемп», пытались понять события, происходящие на политическом и дипломатическом фронте, включая формирование двух противостоящих правительств Финляндии. Также нужно было отслеживать, что происходит на всех фронтах войны. Поток статей и фотографий из отеля «Кемп» — в особенности очень жесткие снимки сгоревшего автобуса и его злосчастных пассажиров у вокзала — помогли поднять всемирную волну ужаса и гнева.
Ну хорошо. Но как этот ужас и гнев могли быть переведены в конкретную помощь стране? — таким вопросом задавались друзья Финляндии. И еще конкретнее: смогут ли финны продержаться против могучей красной военной машины, чтобы эта помощь успела дойти? Новый советский план войны был рассчитан на две, от силы три недели. Русский военный атташе в Берлине сообщил журналисту CBS Вильяму Ширеру, что вся операция продлится «максимум три дня».
Первоначальные ожидания многих западных обозревателей были такими же пессимистичными. Например, 2 декабря обычно проницательный британский парламентарий Гарольд Николсон записал в своем журнале: «Финны дерутся хорошо. Однако они падут в течение нескольких дней». В том же духе аналитик в «Нью-Йорк таймс» беззаботно обсуждал вопрос, насколько большую автономию Кремль предоставит Финляндии после капитуляции Хельсинки.
Очевидно, эти обозреватели знали о финском характере столь же мало, как и Сталин. Однако потребовался еще один советский удар 1 декабря, чтобы финны полностью осознали смертельный характер борьбы, в которую были втянуты.
Сначала Финляндия сделала быстрый политический маневр. В полночь 30 ноября, вскоре после того, как лимузин Маннергейма уехал из президентского дворца, смещенный премьер-министр Каяндер отправился на встречу с усталым президентом для того, чтобы вручить ему свое прошение об отставке. В той же машине со смещенным премьером сидел и тот человек, который его только что сместил, — Вяйно Таннер.
Бомбы, которые упали на Хельсинки 30 ноября, убедили Таннера в том, что Финляндии было нужно новое правительство для заключения мира с Кремлем. Более податливое к просьбам Кремля, чем правительство Каяндера и Эркко, дискредитировавшего себя. Правительство, которое могло добиться мира. Как выяснилось позднее, это были лишь мечты лидера социал-демократов Таннера, но он в тот момент еще этого не знал.
Итак, после утренней встречи кабинета под аккомпанемент бомбежки Таннер остался для личного разговора с президентом Каллио. Он сообщил президенту план спасения страны. Таннер действовал быстро и после встречи с президентом убедил других социал-демократов поддержать его дерзкий план. После этого он встретился со своей фракцией в парламенте прямо перед заседанием по поводу выражения доверия правительству. Это было последним заседанием финского парламента в Хельсинки, вечером 30 ноября он был увезен в новое тайное место в Каухайоки, маленьком городке на юге провинции Остерботтния, пока что безопасной части Финляндии.
«Мы должны просить перемирие», — сказал Таннер перед парламентом. В окнах виднелись отблески огня горящего неподалеку здания. Нынешнее правительство не смогло пойти на большие уступки, общественное мнение Финляндии не позволяло это сделать. А теперь, продолжил он, необходимо новое правительство, которое сможет продолжить переговоры. Он еще не знал, что амбиции Кремля сильно увеличились с момента прерванных переговоров. Советы больше не интересовались никакими территориальными уступками, сделанными легитимным финским правительством. Тем более таким, в котором был Таннер, которого Сталин и Молотов в частных беседах проклинали.
И как они могли его не проклинать после того, как Таннер представился на переговорах в Москве полутора месяцами ранее? «Я меньшевик», — шутливо сказал Таннер Сталину в какой-то момент. Сталин, который не сильно любил иронию, не оценил шутки. Но Таннер, который собирался занять пост министра иностранных дел в новом правительстве, этого еще не знал. Встреча продолжилась. Парламент честно проголосовал за доверие правительству. Признательный премьер-министр, раздавленный всеми событиями дня, пробормотал слова благодарности.