Хозяйка дома попросила Рао не беспокоиться и чувствовать себя как дома.
— Боже мой! — воскликнула она. — Бедная госпожа, она так дрожит.
— Где мне найти врача? — спросил Рао у хозяина, мужчины лет сорока, высокого, плотного и сутулого, большие черные усы которого торчали как щетки.
— Врача?
— Да, да, врача, — раздраженно повторил Рао.
— О, врача, господин, врача, да вон через дорогу дом, там врач, — он указал в темноту единственного окна.
Рао выскочил под дождь. Но он его не чувствовал. Пот струился по его разгоряченному лицу. Ему показалось, что он плачет…
Рао постучал в дверь. Ждать пришлось долго. Но вот дощатая дверь распахнулась, и на пороге показался человечек в бордовом тюрбане.
— Извините, вы врач?
— Он самый, господин, чем могу быть полезен? Господин приболел?
— Да, да, то есть нет, приболела моя жена, она беременна и, кажется, собирается рожать. Она здесь, рядом, через дорогу, в соседнем доме. Помогите, доктор, умоляю… — взволнованно просил Рао.
— Представьте себе, дети любят рождаться в грозу, — частил доктор. И легкий винный перегар заставил Рао отвернуться.
— Как в грозу?
— Как обычно. Неожиданно.
Доктор схватил свой саквояж, затем почему-то снял тюрбан.
Этот потомок Гиппократа был на редкость подвижен и суетлив. Его сухой смешок сыпался как горох.
— Спешат родиться! Им, видите-ли, некогда!
— Доктор, — взмолился Рао, сложив руки, — прошу вас, пойдемте, если можно, побыстрее.
Доктор вытащил из шкафа «нечто» серого цвета и нахлобучил его на голову.
— Дождь ведь на дворе. Голова — большая ценность, ее беречь надо. Еще руки…
На голове доктора нелепо красовался старый английский пробковый шлем времен колонизации.
— Идемте, господин, — вдруг сказал он решительно.
И они вышли под дождь.
— Пожалуйста, доктор, входите, — открывая дверь, промолвил хозяин, пропуская юркого докторишку и статного Рао в дом.
— Пожалуйста, доктор, проходите, — пригласила хозяйка, показав жестом на роженицу.
— О, — воскликнул доктор, — торопятся родиться! Всегда торопятся.
— Да, доктор, — взволнованно вторила ему хозяйка, — она уже родилась.
— Кто родилась?! — воскликнул Рао и, не веря своим глазам, увидел завернутого в пеленку младенца, который время от времени попискивал.
Рао бросился к Лолите. Она лежала спокойно. Несколько осунувшееся лицо, большие черные глаза смотрели на Рао необычным взглядом. Рао слегка пошатнулся.
— Лолита, как ты себя чувствуешь?
— Ничего, милый, все позади. Она родилась. Зита родилась.
И по ее лицу ручьем побежали слезы, жемчужины страданья! Лолита еще не осознала радость материнства.
Рао был как во сне, но подсознательно ощущал, что опасность миновала. Он — отец, все, кажется, хорошо.
— Поздравляем вас, господин, с рождением дочери, — промолвил хозяин и, сложив руки, поклонился.
— Дай вам бог счастья, господин, вашей супруге и дочери! — суетясь вокруг постели, подпевала хозяйка, а сама с тревогой поглядывала на мужа. Руки ее дрожали. Капли пота выступили у нее на лице.
— Что с тобой, Лила? — спросил муж, увидев необычное волнение жены. Он насторожился.
— Ничего, ничего, просто такой непредвиденный случай, промысел господний, судьба…
— Пожалуйста, доктор, ваш гонорар, — первым опомнился Рао.
— Спасибо, спасибо, Бог послал вам чудесную девочку. Она родилась раньше, но это для вас ничего не значит.
— Все хорошо, она теперь здесь.
— Все они такие, спешат родиться, — хихикая, частил скороговоркой подвижный эскулап.
Он понемногу стал успокаиваться, положив в свой саквояж деньги, которые клиент все же заплатил ему за визит, несмотря на «опоздание».
«Как долго ему не платили! О, эти бедняки! Что с них взять? А тут такой случай. Можно сказать — повезло».
Исток докторской суетливости и волнения отчасти происходил, видимо, из этих обстоятельств.
«Да! Воистину противоречивы людские помыслы, сказал мудрец, плотника радует поломка, врача — больной, жреца — несущий жертву».
Солнце сияло, после дождя было свежо и тепло. Вдали виднелись желтые горчичные и коричневые хлопковые поля. Пастухи выгоняли стада буйволов. Жизнь продолжалась. А для кого-то она только началась. Скоро сбор третьего урожая — раби, и крестьяне начнут скашивать золотую пшеницу. Рао облегченно вздохнул. Тень усталости и тревоги еще жила в его душе, уступая место радости, радости истинной и живительной на неисповедимом пути человека в этой жизни.