— Смотри! Это она!
Мотоциклы, развернувшись, догнали Гиту и окружили ее. В мгновение ока ее неудержимое движение вниз по дорожному серпантину было пресечено. Мощные руки посадили ее на заднее сидение мотоцикла.
Через несколько минут Гита вновь оказалась в полиции. Ее опознали по фотографии.
Сержант, позвонил Бадринатху и, усадив Гиту в «Джип-лендровер», сел за руль.
По обе стороны рядом с Гитой уселись еще двое плотных полицейских. На них были форменные фуражки с околышами лимонного цвета и голубым верхом.
У одного из них на запястье руки, покрытой коричневым загаром, висела на коротком ремешке небольшая, суживающаяся книзу резиновая дубинка.
Гита с опаской покосилась на него.
«Джип», набрав скорость, помчался, подрагивая, по шоссе.
Девушка была в недоумении. Она не понимала, куда ее везут. Встреча с Рави заставила ее совершенно забыться, отвлечься от действительности, а теперь ей пришлось спуститься с небес на землю. Она вспомнила последние события в полиции и решила, что ее наверняка везут к пресловутой толстухе, «тете», разыскивающей свою исчезнувшую племянницу. Гита вспомнила и то, как удивительно она похожа на Зиту, фотографию которой видела в полиции.
«Откуда такое сходство? Мы совсем как близнецы! Поэтому толстуха и ее муж даже и не поняли, что перед ними вовсе не их племянница. Это какая-то загадка, — думала она, — но, скорее всего, она просто мой двойник», — эта мысль успокоила ее, и она тут же вспомнила о Рави:
«Что с ним? Не сбила ли его машина?» — и ее сердце сжалось от страха за него.
Гита с грустью осознавала, что виновницей всего, что произошло, была только она. Она, так легкомысленно позволившая себе увлечься счастьем, преподнесенным ей случаем. И она твердо решила во всем сознаться, рассказать в полиции, кто она и откуда, и вернуться домой к матери, Раке и Чино, чтобы вновь окунуться в свою повседневную жизнь.
Полицейский «Джип» с открытым верхом остановился у ворот великолепного дома, похожего на дворец.
— Выходите, девушка! — резко скомандовал сержант.
— Ой! Что это за полицейский участок?! — удивленно спросила Гита.
— С ума сошла? Своего родного дома не узнаешь, — строго упрекнул ее полицейский.
— Мой дом? — растягивая слова, удивленно произнесла Гита. — Инспектор, послушай, что это произошло с ним? С тех пор, как я ушла отсюда, он стал расти. Он же был вот такой маленький, — указала она жестом руки, — а теперь вон какой вымахал! — с веселой иронией по-детски заключила Гита.
— Слушай, я не шучу при исполнении служебных обязанностей, — грубо оборвал полицейский ее болтовню.
— Выходи из машины! — еще раз сухо приказал он.
— А я тоже не собираюсь шутить. Просто это не мой дом, вот и все, — отчеканила Гита и отвернулась от инспектора.
— Вытащите ее из машины, — распорядился сержант, теряя терпение.
— Да я правду говорю, это не мой дом!
Двое полицейских, демонстрируя остатки деликатности, которые еще уцелели в них, несмотря на их грубую профессию, легко подхватив знатную беглянку под руки, высадили ее из машины.
— Оставьте меня! — возмущалась девушка. — Вы что, все с ума посходили, что ли?! Это не мой дом, я вам говорю! Отпустите меня, вам говорю! — требовательно восклицала Гита, пытаясь вырваться из цепких рук полицейских.
Полицейские, наслышанные о «выступлении» беглянки в участке, ни на секунду не выпуская ее из рук, в сопровождении сержанта вошли в дом.
Навстречу им вышел Раму, а за ним Каушалья в халате из голубого шелка, затканного крупными пестрыми цветами. Она во все глаза рассматривала вошедших, на миг застыв от удивления и, как сова, округлив глаза. Вслед за ней по лестнице спустился Бадринатх. На нем была белая рубашка и серые брюки на подтяжках. На его носу красовались очки в блестящей оправе.
— Вы ее мать? — обратился к Каушалье полицейский и жестом дубинки указал на Гиту, которая стояла в непринужденной позе. На губах ее играла улыбка, а на лице не было и тени смущения.
— Мы… мы… мы… приемные… — начал, заикаясь, Бадринатх.
— Она наша приемная дочь, воспитанница, вот как надо отвечать! — оборвала его Каушалья.
— Да, — выдавил Бадринатх междометие, которое далось ему нелегко.
— Это ваша воспитательница? — указывая на Каушалью, обратился к Гите сержант, привыкший к ведению допросов и протоколов.
— Да зачем она мне нужна?! — с отвращением ответила Гита и отвернулась от Каушальи.
— Как я рада, милочка, что ты опять вернулась к своей тете, — запела та, расточая ласковые интонации и улыбаясь.