Болезней накопился целый букет: как старых, так и новоприобретенных, как внутренних, так и общецивилизационных.
Начну с последних.
Мировая война знаменовала собой общий кризис западной цивилизации. В течение нескольких десятилетий ведущие державы планеты эволюционировали в направлении, которое рано или поздно должно было завершиться всемирной эпидемией разрушения. Научные открытия и технические триумфы, первые шаги социального прогресса, блестящий расцвет искусства и культуры, мечты о скором земном рае обернулись беспросветным кошмаром.
Политическую жизнь планеты определяла конкуренция нескольких империй. Соперничая между собой за территории, сферы влияния, опорные базы, рынки сбыта и источники сырья, империи полагались прежде всего на «жесткую силу». С ее помощью они захватывали колонии и побуждали «слабые» страны к подчинению. Когда интересы крупных игроков сталкивались, возникало напряжение. При этом сложившаяся система военно-политических союзов не оставляла шансов на то, что конфликт будет двухсторонним, как предыдущие европейские войны — между Францией и Германией или между Россией и Турцией. С 1882 года существовал альянс Берлина и Вены о взаимных действиях при конфликте с третьей стороной. В 1894 году сформировалось аналогичное франко-русское единство, к которому впоследствии присоединилась Британия.
Но самой главной причиной, пожалуй, была ментальная незрелость человечества. В девятнадцатом веке наука и техника развивались много быстрее, чем этика. За нарядным фасадом Belle Epoque, «Прекрасной эпохи», прятался весьма неприглядный мир, в котором властвовала арифметика. Считалось аксиомой, что чем больше территория государства и чем оно грознее, тем для него лучше. В арсеналах накапливалось оружие страшной разрушительной силы, и патриоты гордились, какими грозными дредноутами и пушками владеет их страна. Человечество очень напоминало ребенка, смастерившего бомбу и горделиво в ней копающегося. В конце концов должен был грянуть взрыв.
Другим источником растущей напряженности — внутриполитическим, но в то же время общим для всех европейских стран — был конфликт между рабочим классом и капиталистами. Ни одна из стран, вступивших на путь индустриализации, не миновала классовой конфронтации, просто более крепкие общественные системы в конце концов преодолели эту «гормональную нагрузку переходного возраста», а государственные организмы, ослабленные другими недугами, испытания не выдержали. В случае России роковую роль сыграло еще и то, что промышленная революция здесь началась с опозданием по меньшей мере на сто лет, и вызванные ею социально-политические изменения разворачивались в ускоренном темпе. В Англии от движения луддитов до всеобщей забастовки 1926 года, едва не приведшей к тотальному коллапсу, прошло больше века. В России между первым крупным выступлением рабочих (Морозовская стачка 1885 года) и всеобщей стачкой 1905 года миновало всего двадцать лет, то есть в обоих событиях вполне могли участвовать те же самые люди. Кроме того российские рабочие были намного бесправней и беднее европейских. И те-то жили очень скудно, но в начале ХХ века германские рабочие всё же получали втрое больше русских, а французские вчетверо. Опасной для царского правительства была и ситуация, при которой промышленность сконцентрировалась в петербургском регионе. К моменту революции рабочие будут составлять половину столичного населения. Это и решит судьбу империи — ведь в «ордынской» системе управления кто захватывает власть в центре, тому достается и вся страна.
Кризис Первой мировой войны обрушил не только российскую, но и все остальные «жесткие» империи: германскую, австро-венгерскую, турецкую, однако Россия развалилась первой — и была единственным failed state в стане победителей, то есть пала не в результате военного разгрома, а по внутренним причинам.
Дело в том, что в дополнение к упомянутым выше «общим» болезням, у России было еще две собственных, застарелых.
Во-первых — целый комплекс «национальных вопросов», образовавшихся в ходе имперской экспансии. Собственно, именно это обстоятельство (необходимость держать под контролем разноплеменные регионы) и являлось главной причиной «ордынского» государственного устройства.
Во-вторых — неразрешимый конфликт между правительством и Обществом.
Во многих исторических исследованиях утверждается, что самодержавие пало под натиском революционного движения. Это совершенно не соответствует действительности. Могильщиками царской империи стали не революционеры, а «эволюционеры», люди вполне мирные, баррикад не строившие и бомб не кидавшие. Эта коллизия — раскол между Государством и Обществом — является коренной сюжетной линией описываемого периода.