Выдавая иностранным послам положенную по протоколу провизию, государь требовал шкуру от съеденных баранов отдавать обратно. В 1504 году, когда в Москву явился посол императора Максимилиана с просьбой прислать для охоты белых кречетов, которыми славилась Русь, Иван Васильевич пожадничал, хотя был очень заинтересован в хороших отношениях с Веной — дал только одного белого кречета и подсунул четырех красных, менее ценных, а посланника одарил такой плохой шубой, что тот даже обиделся.
Очень показательный документ — завещание великого князя, в котором он увлеченно делит свои несметные богатства, в конце доходя до сущих пустяков: кому-то завещает «сорок рублев с аполтиною и полчетверты денги», кому-то два ковша «по две гривенки», и так далее до бесконечности. Такая обстоятельность перед лицом смерти, пожалуй, даже вызывает почтение: управляющий вотчиной под названием «Русь» сдает хозяйство и заботится, чтобы оно поддерживалось в порядке.
И это, пожалуй, самая впечатляющая особенность первого российского правителя: он действовал так, словно мыслил не масштабами своей земной жизни, а интересами династии, которая будет властвовать и после него.
Некоторые его планы строились на десятилетия вперед. Например, условия для присоединения Псковской республики или Рязанского княжества были подготовлены Иваном, а свершились эти события уже при его сыне. Но были и замыслы, рассчитанные на совсем долгий срок.
О повороте политики с «востока на запад» я уже говорил. Но речь шла не только об объединении под скипетром Москвы всех старинных русских земель, а много шире — о гегемонии в православном мире, то есть о наследовании недавно (в 1453 году) погибшей Византийской империи, Второго Рима. При Иване зародилась концепция Руси как «Третьего Рима» — на том основании, что после падения Константинополя огонь истинного благочестия и «правильной веры» теперь переместился в Москву. Эта идеология просуществует века и впоследствии определит имперский формат российского государства.
Первые шаги были сделаны именно тогда, в XV столетии. Овдовев, Иван выбрал для второго брака византийскую принцессу Софью Палеолог и провозгласил себя преемником базилевсов. Всего через 12 лет после того, как Московия перестала быть татарским владением, была заявлена претензия на имперский статус: «И ныне же, в последние сия лета, якоже и в первые, прослави Бог сродника Его, иже в православии просиявшего, благоверного и христолюбивого великого князя Ивана Василевича, государя и самодержца всея Руси, нового царя Константина новому граду Константина — Москве».
Вся сумма знаний о государственном строительстве, которой располагал Иван III, при этом была почерпнута не из византийского, а из татаро-монгольского опыта, ибо Москва уже два с лишним века существовала в азиатской ойкумене, и, называя себя «вторым Царьградом», новая страна скорее являлась «второй Золотой Ордой», сконструированной по заветам великого Чингисхана. (В будущем Россия будет стремиться достичь географических границ не византийской, а чингисхановской «океанической» империи — от Тихого океана до Атлантического).
Фундамент, возведенный Иваном III, оказался столь логичной и рациональной постройки, что переложить его заново до сих пор ни у кого не получается, хоть та логика и рациональность по меньшей мере лет триста как устарели.
ИВАН ГРОЗНЫЙ, или ПСИХОТИК У ВЛАСТИ
Фрагмент картины И.Репина: царь Иван убивает своего сына
Главной проблемой государства, которое создал Иван III, являлся сам государь, поскольку всё зависит от решений, принимаемых одним человеком, а при династической передаче власти на троне может оказаться (и часто оказывался) субъект весьма неважных качеств.
История Ивана IV по прозвищу «Грозный» (1530–1584), внука основателя государства, являет собой ярчайший пример этой истины, даже два примера, ибо соединяет в себе оба типа правления: весьма эффективного в первой половине и катастрофического во второй, причем разительная метаморфоза произошла по причине сугубой личностной — на тридцать первом году царствования Иван перенес нервный срыв, после чего еще два с лишним десятилетия правил совершенно разрушительным образом, выказывая признаки явной ненормальности.
По поводу причин этого срыва высказывались разные предположения (об этом ниже), но корни психической аномальности несомненно следует искать в аномальном детстве Ивана. В трехлетнем возрасте он лишился отца, в семилетнем — матери, по слухам отравленной. Поначалу окруженный заботой и лаской, мальчик вдруг оказался заброшенным, полностью одиноким. Страной правили, сменяя друг друга, боярские клики. Временщики не церемонились с ребенком — эти ранние обиды Иван запомнит на всю жизнь. Моменты показной благоговейности по отношению к номинальному государю (во время официальных церемоний) сменялись бесприютностью и полным пренебрежением. В тринадцать лет Иван внезапно проявил задатки будущей грозности: приказал своим слугам убить очередного временщика князя Андрея Шуйского, после чего жизнь подростка резко переменилась. Страной по-прежнему управляли бояре, но теперь они заискивали перед подростком, поощряли в каких угодно безобразиях, и происходило это в возрасте, когда юный человек начинает усваивать правила и ограничения взрослой жизни. Подросток Иван узнал, что для него ни правил, ни ограничений нет. Всё, что он ни пожелает, должно быть исполнено. Всё, что бы он ни натворил, похвально.