Выбрать главу

Дело было в 1472 году, в напряженное время, когда Новгород еще не был окончательно побежден, поэтому Иван пошел на уступки: наследством поделился, но при условии, что это последний раздел — впредь все выморочные земли будут доставаться великому князю. Согласившись на это, братья отказались от очень важного династического права.

Через семь лет возникла новая ссора. Братья помогли Ивану добить Новгород, но не получили своей доли новгородских земель. Двое, Андрей Углицкий и Борис Волоцкий, взбунтовались. Момент для мятежа был выбран очень удачно: у великого князя возник конфликт одновременно с Большой Ордой и с Литвой. Восстание в тылу поставило Ивана в очень тяжелое положение.

Он поступил с обычной для него гибкостью. Дал обоим братьям то, чего они хотели, и раздор закончился. Потом Иван обезопасил польско-литовское направление, натравив на соседей крым-цев, без труда одолел оставшегося в одиночестве Ахмад-хана и лишь после этого взялся за строптивых братьев. Андрея Большого он заманил в гости, арестовал и сгноил в тюрьме. Это вероломство вызвало такой ропот, что второй смутьян, Борис Волоцкий, тоже вызванный в Москву, подобной участи избежал. Иван позволил ему тихо досидеть до конца жизни в своем Волоколамске, но запретил сыновьям Бориса вступать в брак — и область перешла к Москве позднее, просто по наследству.

Андрей Меньшой скончался бездетным, оставив все свои владения старшему брату. Для аннексии Вереи и Белоозера Иван провернул совсем уж коварную интригу (о ней рассказано в «Портретной галерее»).

«Удельная» эпоха заканчивалась.

«Юрьев день»

День чтимого в Московии Святого Георгия (в русском произношении Гюргия или Юрия) приходился по юлианскому календарю на 26 ноября и звался «Юрий Осенний». К этому времени работы по сбору урожая уже заканчивались, и уход крестьян наносил меньше ущерба помещику.

Уйти разрешалось в двухнедельный промежуток до и после Юрьева дня, но сделать это было не так-то просто. Мало того, что крестьянин должен был внести все недоимки, но ему еще и полагалось выплатить помещику «пожилое» — нечто вроде благодарности за приют, весьма немалую сумму.

И всё же по сравнению с другими сословиями у крестьян оставался хоть какой-то зазор для свободы. Все ступени социальной пирамиды, расположенные выше, были закрепощены строже. Иван III строил систему обязательной государственной службы не снизу вверх, а сверху вниз. До окончательного закрепощения крестьянской массы власть доберется лишь век спустя.

Византийская принцесса

Киевские Рюриковичи часто сочетались браком с иноземными принцессами. Потом Русь стала частью Азии, а русские князья обмельчали и перестали считаться в Европе выгодными женихами. К тому же политические интересы требовали от Рюриковичей союза с ближними соседями — русскими или литовскими князьями. На тверской княжне женили подростком и Ивана, но к тому времени, когда он овдовел, достойной великого государя невесты рядом уже не было, остальные князья перестали быть московскому владыке ровней.

Новую супругу Иван подобрал с таким расчетом, чтобы этот брак вознес его еще выше.

Кандидатка нашлась очень далеко, в Риме, куда эмигрировали отпрыски побежденной турками византийской династии Палеологов.

С европейской точки зрения невеста была незавидная — ни богатства, ни владений, но и правитель далекой, неведомой Московии тоже не выглядел блестящей партией. Римский папа, при дворе которого прозябала Зоя Палеолог, в свои 24 года по тогдашним понятиям уже считавшаяся старой девой, дал согласие на брак лишь потому, что рассчитывал обрести нового союзника против турок.

Но Ивану в его положении было не до турок — он в то время еще не избавился от татар. Поэтому принцессу он в жены взял, а оправдывать надежды понтифика и не подумал.

В далеком путешествии римскую гречанку сопровождал кардинал, водрузивший на экипаже католический крест. Но на подъезде к Москве крест велели убрать, Зою переименовали в Софью, сделали вид, будто она никогда не отказывалась от отцовской православной веры, и быстро спровадили папского посланника обратно.

Теперь с некоторой натяжкой Иван III мог считаться наследником византийских базилевсов. Этой линии — что Москва является преемницей вовсе не Орды, а Империи — будут держаться и последующие русские монархи.