Разгром Великой Армии царь воспринял, как ответ Господа на молитвы, как Божье Чудо, и всю оставшуюся жизнь провел в экзальтированномистическом состоянии.
Он не расставался с конвертом, где лежали листки с заветными молитвами, выискивал тайные послания в «Апокалипсисе» встречался с «божьими людьми» разных конфессий. В Силезии государь умилялся благости братьев-гернгутеров, в Бадене благоговейно внимал теософу Иоганну Штиллингу, во время посещения Англии сблизился с квакерами. Повсюду он искал озарения, ждал неких мистических сигналов.
И однажды такой знак явился. Летом 1815 года на немецком постоялом дворе царь по своей привычке перед сном читал «Откровение Иоанна Богослова», дошел до места, где говорится «И знамение велие явися на небеси: жена, облеченна в солнце, и луна под ногами ея, и на главе ея венец» — в этот миг ему доложили, что явилась и просит аудиенции баронесса Криденер, известная европейская прорицательница. Потрясенный Александр принял ее как посланницу Господа.
Экзальтированная баронесса толковала Евангелие на собственный манер, излучала святость, изрекала вдохновенные пророчества — одним словом, произвела на царя огромное впечатление. Эта пятидесятилетняя дама по-видимому обладала незаурядным обаянием и даром внушения. На некоторое время император стал с ней неразлучен. Находясь в Париже, он поселил ее по соседству и доверял ей свои сокровенные мысли.
Это увлечение Александра сыграло важную роль в европейской истории. Идея Священного Союза зародилась у царя под влиянием возвышенных бесед с баронессой, убеждавшей императора, что он избран Богом для спасения Европы от тлетворной революционной заразы.
Собственной державе за мистические увлечения самодержца пришлось расплачиваться еще горше, чем Европе. Не только «эпохой Затемнения», от которой пострадала лишь образованная часть общества: педагоги с учащимися, издатели с читателями; не только сгущением атмосферы всепроникающего начетничества и ханжества — но и народными страданиями.
История человечества вся вымощена благими намерениями, заводившими в ад, а иные носители высоких идей погубили больше народу, чем отъявленные злодеи — в российской истории такое случалось неоднократно. Даже Иван Грозный, зверствуя, был уверен, что губит лишь смертную плоть подданных, зато спасает их души.
В последний период царствования Александр увлекся новой идеей: устройством военных поселений. В мирное время жители должны были возделывать поля, живя все вместе, по-полковому, но при этом имея собственные семьи и ведя свое хозяйство, а в случае войны пополнить ряды обычной армии.
В поселенцы целыми полками записывали солдат, но из этих людей, в юности оторванных от крестьянского труда, получались неважные работники. Тогда стали делать наоборот: превращать жителей определенной местности в солдат. Детей, как и отцов, одели в форму, стали готовить и к военной службе, и к крестьянским занятиям.
На практическом уровне цель была — сократить расходы на армию и занять большое количество здоровых и праздных мужчин (солдат) полезным трудом. На уровне идеологическом — явить стране все выгоды дисциплинированной жизни под управлением мудрого начальства. Если в России лучше всего устроена и содержится армия, так не распространить ли принципы военной дисциплины и всеобъемлющей организованности шире?
Предполагалось, что в результате реформы возникнет обширное военно-крестьянское сословие — вроде казачьего, только гораздо более послушное. Оно-то и станет костяком новой России. Ну а кроме того армия будет сама себя кормить, перестанет отягощать государственный бюджет.
С 1817 года началось массовое строительство военных поселений, и к концу александровского царствования в них обитало уже более полумиллиона человек (треть из них — солдаты действительной службы). Впоследствии население военных колоний возрастет до 800 тысяч.