На бумаге это выглядело очень убедительно, да и на вид неплохо. Все деревни строились по утвержденному плану: геометрические кварталы, стандартные дома, плацы, хозяйственные постройки, шоссейные дороги, правильно размежеванные поля, обязательно церковь, больница, школа, гауптвахта. Потрачено на всё это было не менее 100 миллионов рублей.
Изнутри, однако, всё было необразцово.
На бедных поселенцев легла двойная нагрузка: надо было и тянуть солдатскую лямку, и производить тяжелые работы — не только крестьянские, а любые, какие прикажет начальство.
Людей изводили мелочной опекой, у них не было совсем никакой частной жизни.
В военных поселениях были часты самоубийства. Множество раз колонисты писали жалобы царю о невыносимости свой жизни. Ропот и недовольство не прекращались, временами перерастая в бунт. Счет подобных инцидентов шел на тысячи. А поскольку люди это были военные, имевшие доступ к оружию, подавлять такие восстания было непросто. Иногда даже приходилось использовать артиллерию. В 1819 году произошло большое восстание на Харьковщине. Понадобилось две дивизии, чтобы с ним справиться. 29 бунтовщиков были засечены насмерть, многих искалечили шпицрутенами и отправили на каторгу.
По сути дела Александр попытался осуществить утопию: задумал построить нечто вроде земного рая — но не либерального, а государ-ственнического. Разочаровавшись в благе свободы, он уверовал в спасительность Идеального Порядка. Как всегда бывает с тоталитарными утопиями, вместо земного рая получился земной ад. Впоследствии это уродливое (да к тому же еще и нерентабельное) порождение царской фантазии ко всеобщему облегчению упразднят.
Временами у разочаровавшегося в идеалах юности императора случалось нечто вроде фантомных болей.
В 1818 году он тайно поручил нескольким доверенным лицам составить план отмены крепостного права. Результаты этой работы не были преданы гласности, а приступ царской ностальгии по свободе, равенству и братству скоро прошел.
Другим «рецидивным спазмом» было внезапное поручение составить не более и не менее как проект конституции. Задание было дано одному из бывших членов Негласного Комитета — Николаю Новосильцеву. Тот охотно взялся за работу, и появился удивительный документ «Государственная уставная грамота», рисовавший план какой-то совсем другой России. Она делилась на десять «намест-ничеств» (сейчас сказали бы «субъектов федерации») с автономным управлением в виде собственных парламентов-сеймов. Высшим законодательным органом должен был стать Государственный Сейм с двумя палатами.
Исполнительная власть отделялась от представительной и судебной. Гарантировались свобода печати и неприкосновенность личности. Одним словом, это была Россия, о которой и двести лет спустя остается только мечтать.
Должно быть, государь прочитал этот чудесный документ с ностальгическим вздохом, а Новосильцев с удовольствием вспомнил молодость, но всерьез никто осуществлять эту программу, конечно, не пытался. Она начисто разрушила бы основу «ордынского» государства. Вместо этого Александр усугубил строгости, а Новосильцев, отправленный искоренять крамолу в Царстве Польском, проявил себя там отъявленным врагом всяких вольностей.
На самом последнем отрезке жизни императором овладело странное беспокойство. Он всё метался из конца в конец своего обширного царства, будто наконец решил изучить его получше. В 1824 году добрался до Северного Кавказа, оренбургских степей и Урала. В 1825 году проследовал через Украину и Крым до Таганрога, где жестоко простудился и 19 ноября скончался. Незадолго до смерти в частном разговоре создатель Священного Союза и военных поселений сказал: «А все-таки, что бы ни говорили обо мне, я жил и умру республиканцем». Идеалиста могила исправит.
Впрочем, существует маловероятная, но не полностью разоблаченная версия, что в Таганроге сорокавосьмилетний император не умер, а скрылся, и в гроб положили похожего на него солдата. Колоритную версию подпитывало и то, что вскоре после царя точно так же, вдали от свидетелей, скончалась его жена Елизавета. Кто знает, не исполнили ли они свое юношеское намерение «поселиться на берегах Рейна» или уплыть в Америку. Вряд ли конечно. Но вдруг?
НИКОЛАЙ I,
или ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ У ВЛАСТИ
Николай I: знаменитый «взгляд василиска»
Николай Павлович родился в 1796 году, то есть был почти на двадцать лет младше своего брата и предшественника Александра I. Воспитывали его совершенно иначе — не на французский лад, а на немецкий. У его матери, вдовствующей императрицы Марии Федоровны представления о педагогике были старомодными. Сначала ребенка доверили попечению ласковых, заботливых женщин, а потом передали в руки сурового воспитателя-мужчины. Этот перепад, несомненно травматический для четырехлетнего мальчика, вероятно, сформировал у Николая убеждение, что «женский» и «мужской» миры должны существовать по разным правилам. В частной жизни Николай будет мягок и сердечен, в государственной — жёсток и холоден. Главное влияние на формирование личности великого князя оказал его наставник генерал Ламсдорф, состоявший при юноше целых 17 лет. Это был человек грубый и жестокий, превыше всего ставивший порядок. Николая учили не столько наукам, сколько дисциплине, повиновению, фрунту. Сам царь потом вспоминал: «Меня часто, и я думаю не без причины, обвиняли в лености и рассеянности, и нередко граф Ламсдорф меня наказывал тростником весьма больно среди самых уроков». Мальчика ставили в угол на колени. За тяжкие провинности могли и отлупить железным шомполом. Конечно, нельзя всё в человеке объяснять его ранним опытом, но факт остается фактом: Александра Павловича в детстве не пороли — и, взойдя на престол, он отменил телесные наказания (по крайней мере для дворянства); Николая Павловича нещадно били — и он превратился в Николая Палкина.