У Елизаветы Петровны был многолетний любовник (и, кажется, даже тайновенчанный муж) Алексей Разумовский (1709–1771), но он относился к категории фаворитов «негосударственных», вмешиваться в политику не пытался. Современники говорили, используя всем тогда понятные сравнения, что это не властная мадам Помпадур, а легкомысленная мадам Дюбарри. Однако в это время возник другой интересный феномен: женская клика, состоявшая из двух ближайших приятельниц императрицы — Мавры Шуваловой и Анны Воронцовой, которые были политически, верней назначенчески очень активны. (Этих дам сравнивали с английской герцогиней Марлборо). Они провели на высшие посты своих мужей. Инициативный Петр Шувалов занимался всем на свете (не всегда удачно), а изворотливый Михаил Воронцов — внешней политикой. Правили, так сказать, «фавориты фавориток».
Екатерина II славилась любвеобилием. Общее число ее пассий подсчитывают по-разному (не то 21, не то 23). При всем своем незаурядном уме императрица была, что называется, «по-женски неумна» — влюблялась в очень красивых и при этом, как правило, не очень толковых мужчин, причем (если они того желали) позволяла им участвовать в управлении.
Политическую важность из них имели трое: Григорий Орлов, Григорий Потемкин и Платон Зубов.
Первый, Орлов (1734–1783), был одним из главарей заговора, который привел Екатерину к власти, и неплохо себя проявлял в делах, требовавших решительности, но в большой государственной политике мало что смыслил и лишь создавал своей покровительнице проблемы.
Последний по времени, Зубов (1767–1822), в 25 лет президент Коллегии иностранных дел, глава артиллерийского ведомства, черноморского флота и прочая, был совсем ни на что не годен. Один из его ближайших соратников пишет, что Зубов «из всех сил мучит себя над бумагами, не имея ни беглого ума, ни пространных способностей».
Особняком в этом ряду стоит Потемкин (1739–1791), государственный деятель совершенно иного масштаба, сыгравший важную роль в черноморской экспансии, проведший военную реформу и в течение полутора десятилетий являвшийся самым влиятельным лицом империи. Правда, здесь несколько иная история. «Будуарным» фаворитом Потемкин пробыл недолго и впоследствии ограничивался тем, что контролировал (а иногда и сам обустраивал) интимную жизнь императрицы, то есть это скорее повторение сюжета с первой Екатериной и ее всесильным экс-любовником Меншиковым.
«Русские и немцы»
Российские историки и писатели «патриотического направления» с большим осуждением писали (и поныне пишут) о «немецком засилии», расценивая высокую пропорцию иноземцев в постпетровской элите, в особенности аннинских времен, как явление негативное и для национальной гордости обидное.
На самом деле Россия очень многим обязана иностранным офицерам, инженерам, ученым, медикам, педагогам и прочим специалистам, которых сначала приглашал и нанимал для проведения своих реформ Петр, а затем чужеземцы стали приезжать сами, потому что на них имелся высокий спрос и им хорошо платили. (Вплоть до 1730-х годов в армии, например, иностранцам сулили более высокое жалование, чем русским. Отменил эту несправедливость, между прочим, немец, фельдмаршал Миних).
Среди иноземцев, пробившихся на высокие посты, имелись люди всякие — и дельные, и вороватые, и (часто) совмещавшие оба эти качества. Но точно такими же были и вельможи русского происхождения.
Императрица Анна действительно неохотно пускала на важные должности представителей отечественной аристократии, но вызвано это было не любовью к иностранцам, а недоверием к среде, которая в 1730 году попыталась навязать новой царице «кондиции». К тому же Анна с большим (и оправданным) подозрением относилась к гвардейскому офицерству, состоявшему из русских дворян, и даже учредила лейб-гвардейский полк, Измайловский, куда брали офицерами в основном остзейцев. Измайловцы обычно и охраняли государыню. При этом русских людей незнатного происхождения царица без опаски возвышала. Одним из самых близких и доверенных ее помощников, например, был глава Тайной канцелярии Андрей Ушаков, внешней политикой руководил Алексей Бестужев-Рюмин, большим влиянием пользовался кабинет-министр Артемий Волынский. Последний пал жертвой придворной интриги, которую сам и затеял, пытаясь сыграть на противоречиях между Бироном и главой внешнеполитического ведомства Остерманом. Впоследствии эту «подковерную борьбу» изобразили как расправу зловещих немцев над истинно русским человеком.