Широкое распространение получила стандартная формула, при произнесении которой все замирали: «Слово и дело государево!» или коротко «Слово и дело!». Как только кто-то выкрикивал эти слова, увидев или услышав (а то и вообразив) нечто крамольное, немедленно начиналось следствие, всегда с мучительством и выколачиванием признания. В застенок можно было попасть за то, что человек сказал просто «Анна», а не «ее царское величество» — а также за то, что кто-то присутствовал при этом страшном злодеянии и не донес.
Многолетний глава жуткого ведомства Андрей Ушаков имел прямой выход на императрицу, держал в ужасе весь двор и за свою службу был удостоен высших наград: графского титула, генерал-аншефского чина и щедрых денежных пожалований. Самое примечательное, что этот функционер был абсолютно непотопляем — высшая власть в нем нуждалась. Ушаков оставался на своей должности при Бироне, при Анне Леопольдовне, при Елизавете. Характерно, что и эта императрица, имеющая в истории репутацию милостивой, не только сохранила Тайную канцелярию, но даже побудила ее работать еще активней. В «милостивую» эпоху Елизаветы расследований по доносам «Слово и дело» ежегодно происходило вдвое больше, чем в предыдущий период. Вколачивание в головы сакрального отношения к престолу было не прихотью своевольной и жестокой Анны, а государственной необходимостью, что признавала и нежестокая Елизавета.
В 1762 году новый император Петр III, начавший свое короткое царствование с щедрых подарков, прикрыл Тайную канцелярию. В указе объявлялось: «Ненавистное выражение, а именно "слово и дело", не долженствует отныне значить ничего, и мы запрещаем: не употреблять оного никому». Это послабление было вызвано тем, что за тридцать с лишним лет запугивания подданные уже очень хорошо усвоили: трон надо чтить.
Императорский двор
Благоговение перед престолом внедрялось в сознание людей не только через страх, но и посредством «наглядной агитации» — именно в этом был смысл больших затрат на строительство великолепных царских дворцов, на пышные придворные мероприятия, на усыпанные драгоценностями наряды, на золоченые кареты и так далее. Верховная власть должна ослеплять своим блеском — этот закон известен с древности.
Петр Великий жил в почти аскетической простоте, денег на ветер не пускал, но его преемники компенсировали недостаток величия пышностью. В казне постоянно не хватало денег на самые насущные нужды, и всё же из года в год тратились огромные средства на всякие вроде бы необязательные изыски. Содержание двора стало второй по значимости статьей бюджета после военных расходов. В скудные 1730-е годы, например, когда российский флот из-за недофинансирования почти весь сгнил, на утехи ее величества уходило по 400 тысяч рублей в год — в десять раз больше, чем на науку и образование. Мемуарист князь Щербатов пишет: «…Императрица Анна Иоанновна любила приличное своему сану положение и порядок, и тако двор, который ещё никакого учреждения не имел, был учреждён, умножены стали придворные чины, серебро и злато на всех придворных возблистало, и даже ливрея царская сребром была покро-венна; уставлена была придворная конюшенная канцелярия, и экипажи придворные всемогущее блистание с того времени возымели. Италиан-ская опера была выписана, и спектакли начались, так как оркестры и камерная музыка. При дворе учинились порядочные и многолюдные собрании, балы, торжествы и маскарады».
Высшая власть стала не только страшной (тут-то больших расходов не потребовалось), но и обрела не свойственное ей ранее великолепие.