При Елизавете доходы казны увеличились, и пышности стало еще больше. После царицы в ее гардеробе насчитали 15 тысяч платьев (по два на один день царствования), и каждое стоило, как хорошее поместье. Дело было не только в щегольстве. Тон тогда задавал французский королевский двор, где со времен Людовика XIV, «Короля-Солнце», августейшая роскошь подавалась как символ величия державы. Российские монархи взяли эту во всех отношениях приятную пиар-стратегию на вооружение: они тоже хотели сиять, как солнце. Помимо внутриполитического эффекта достигался еще и внешнеполитический. Петербург был витриной империи. Послы иноземных держав чаще всего только столицу в России и видели. Слава о великолепии российского двора разносилась по всей Европе. Со временем она затмит версальскую.
Елизаветинская стабильность
Елизавета Петровна пришла к власти, можно сказать, от безысходности. Это была жизнерадостная, легкомысленная молодая женщина, никогда не интересовавшаяся государственными делами. Она жила в свое удовольствие и вовсе не стремилась к власти. Но регентша Анна Леопольдовна, остро ощущая свою сомнительную легитимность, относилась к дочери великого Петра с подозрительностью и неприязнью. Подозрительность впрочем была небезосновательна. Сама царевна о заговорах не помышляла, но в ее ближайшем окружении имелись два ловких француза: версальский посланник Жак-Жоакен де Шетарди и лейб-лекарь де ль'Эсток (в России его называли «Лесток»). Французская дипломатия той эпохи строилась на активном вмешательстве в политическую жизнь других стран — например, довольно успешно манипулировала двором турецких султанов.
Интересы Франции требовали оторвать Петербург от Вены, главного соперника Версаля, а для этого было желательно посадить на престол дружественную французам Елизавету.
При никчемной регентше и Тайной канцелярии, которая занималась только «Словом и делом», устроить переворот было нетрудно. Дочь Петра пользовалась популярностью у гвардейского офицерства, вместе с которым пировала и весело проводила время. Друзья-французы напугали царевну тем, что ее вот-вот арестуют и сошлют в монастырь, Елизавета обратилась за защитой к гвардейцам, и всё моментально устроилось.
Правда, Францию ждало разочарование. Новая императрица с Австрией ссориться не стала и участвовать в европейских конфликтах желания не выказала. Елизавета вообще ни во что не вмешивалась и ничего нового не затевала.
После трех десятилетий бешеных петровских понуканий и полутора десятилетий посттравматических судорог, после множества потрясений, переворотов, страхов и правительственных перетасовок наступает период отрадной малособы-тийности. Страна будто погружается в сон, восстанавливая подорванные силы.
Главным же благом было то, что народ предоставили самому себе, не мучая гиперпроектами, чрезмерным регламентированием и экстренными поборами. Наоборот, в 1752 году были прощены недоимки за двадцать с лишним лет — огромное облегчение. Предоставленная сама себе, Россия оказывалась весьма жизнеспособной и даже успешной страной.
Затишье привело к тому, что перестало сокращаться — наоборот, заметно увеличилось — население, а вместе с ним и доходы, ведь основным их источником тогда являлись подати. В 1743 году Сенат известил царицу, что за предыдущее царствование податное население сократилось на миллион человек. Мужских «душ», с которых брали налоги, насчитали 6 миллионов 643 тысячи. С них собиралось пять миллионов триста тысяч рублей. В конце же елизаветинского правления, согласно переписи, в стране насчитывалось уже 7 миллионов 363 тысячи податных душ, что вызвало соответственное пополнение ежегодного бюджета на 11 %. Ключевой сектор экономики — живые люди — «обнаруживал тенденцию к росту».
Но империи не могут долго обходиться без войн, и елизаветинская стабильность закончилась еще при Елизавете.
Участие России в Семилетней войне
Главной причиной большой европейской войны была активность нового кандидата в великие державы — Прусского королевства. Вслед за Россией на континенте возникла еще одна военная империя, которой правил авантюрный и напористый Фридрих II. В 1740-е годы, пользуясь пассивностью Елизаветы, прусский король разгромил Австрию и очень увеличил свои владения. Чтобы противодействовать этой угрозе, Вена и Петербург сначала подписали союзный договор, а затем стали готовиться к неминуемому столкновению. Когда оно в 1756 году разразилось, стало ясно, что на карту поставлена не только судьба центральной Европы, но и всего мирового устройства.