– На зуб еще попробуй, – усмехнулся я. Пока Фитиль рассматривал монету, Данила выдернул у меня из под ноги карту и, скомкав ее как носовой платок, снова сунул себе в карман.
– Кто тут нарисован? – спросил Фитиль, возвращая монету Даниле.
– Князь Владимир, кто же еще? – таким тоном ответил Данила, как будто князь был его родным дядей, а монета была обычной фотографий.
– А на обороте кто? – не унимался Фитиль.
Я тоже наконец вгляделся в оборотную строну монеты. Окруженное нимбом на нас смотрело бородатое лицо. Мне стало интересно, как теперь выкрутится Данила, ведь не могут быть на одной монете портреты двух разных князей.
– А, это Исус, – махнул он рукой. – И еще смотрите, что здесь написано, – Данила снова сунул монету Фитилю и Кольке под нос. – «Владимир, на столе». Пожрать любил князь.
Фитиль с Колькой конечно ничего не разобрали, что было вытеснено на монете, но уважительно посмотрели на Данилу. Они знали, что тот одно время, когда все вдруг резко ударились в религию, читал вслух дома собиравшимся бабкам староцерковные книги. Только они не знали, что он наловчился читать их, ни черта в них не понимая.
– И в кувшине все такие? – сглотнув слюну, спросил Фитиль. Я его пожалел.
– Нет, только треть.
– А когда вы теперь пойдете снова копать? – хриплым от волнения голосом заикнулся Фитиль.
Чувствовалось, что он себя казнил за то, что не остался с утра с нами, а теперь приходилось унижаться, набиваясь в кампанию.
– Там видно будет, – ничего определенного мы ему не пообещали. Когда мы отошли от них на несколько метров, сзади раздался змеиное шипение. Змей – Фитиль брызгал слюной на Кольку.
– И чего я с тобой придурком связался, одни золото кувшинами таскают, а ты даже карту не смог у них…
Глава X
В гостях у краеведа
Что не смог Колька, так я и не расслышал, Фитиль с расстроенным Колькой нырнули в переулок. А мы стояли перед воротами Хромого. Пес, кавказская овчарка, по кличке Балбес учуяв нас, радостно подпрыгивал на цепи. Он думал, что мы принесли ему что-нибудь вкусненькое. На этот раз он ошибся, но все равно был рад встрече с нами. Открыв калитку, мы без боязни вошли во двор. Я протянул псу руку, а он мне лапу. Обняв пса, я почесал ему под ошейником. Балбес наверно получал такое же удовольствие, как и свинья, когда ее чешешь за ухом, он зажмурил глаза, и с языка у него закапала слюна.
– Хозяин дома? – спросил я четвероногого сторожа.
Балбес был умный. Он кинулся в сторону веранды. Значит дома.
– Петр Петро… о…вич, – на разные голоса затянули мы имя Хромого.
Гусынин Петр Петрович не заставил себя долго ждать. На крыльце дома появился степенный старик лет семидесяти, с брошюрой в руках.
– Слушаю вас молодые люди.
– Петр Петрович, мы к вам за консультацией, вот клад нашли, не знаем, что с ним делать, Петр Петрович.
Хозяин дома, при виде кувшина забыв про старость, соколом слетел по ступенькам. Заглянув в кувшин, он вознес глаза к небу. Восторгу его не было предела. Он чуть не под руки повел нас в дом. Такое уважительное отношение хозяина подняло нас в собственных глазах, и мы по другому начали смотреть на зеленые монеты гремевшие в кувшине. Кто его знает, может быть, действительно, что ценное откопали.
– Где нашли? – спросил Петр Петрович, застилая белой скатертью полированный стол стоящий у окна.
– На Круче, у монастыря под стеной, – ответила Настя.
– Повезло вам, ребята, клады, ведь не каждому в руки даются. Надо определенным везением обладать.
– Мы и обладаем, Данила вещий сон видел, – раскрыла нашу тайну Настя.
Петр Петрович пропустил мимо ушей сообщение о вещем сне. Его на такого живца не купишь. Он бережно высыпал содержимое кувшина на скатерть и заглянул внутрь, не прилипла ли монетка к днищу. Тонкие зеленые кружки засыпали стол. Для начала Петр Петрович стал их пересчитывать.
– Сколько монет здесь? – спросил он.
Мы замялись.
– Куча. Не считали еще.
– А кстати, вы знаете, сколько монет должно быть чтобы их считать кучей? Одна, две, три или больше? – спросил Петр Петрович.
– Три!
– Четыре! – выдали мы с Настей разные ответы.
А у Данилы снова поехала крыша. Он вдруг посерьезнел и, став посередине комнаты, как профессор с кафедры изрек:
– А мне кажется, понятие куча возникло в древние века и именно у нас, когда еще не устоялись меры веса и объема. У нас, на Руси, в древности в ходу была куча, ею все и измеряли. Золото и серебро оценивали кучами. Я думаю, наука не разрешила еще многих вопросов, в том числе и этот, вот, – Данила посмотрел на нас с Настей свысока. Перемена происшедшая буквально на наших глазах, мне не понравилась. Как индюк кровью, Данила надувался собственной значимостью. Как же ясновидец, вещий сон увидел.
– В кладе сто тридцать три монеты, – пересчитав, уведомил нас хозяин дома. – Так и запишем.
Я хотел, сказать, «Сто тридцать четыре», когда Данила наступил мне на ногу. А Петр Петрович взял лупу и стал разглядывать первую монету.
– Зело старо, – раздалась похвала из его уст. – Если судить по кувшину, датой захоронения клада могут быть 14–17 века. Вот вам ребята и свидетельство, того, что ничего в нашей истории не исчезает бесследно. Откуда мог появиться здесь клад? 14 век, ведь это было время татаро-монгольского нашествия, бесчисленных усобиц и непрерывных княжеских раздоров. Редко раздавался тогда смех пахаря, чаще каркали вороны, над павшими воями.
Знаете, сколько тогда платили дани, «ординской тягости»?
– Сколько?
– 5320 рублей в год, а на пять рублей можно было купить тысячу белок, вот и считайте, легко ли было ее собрать?
– Я тоже думаю, – поддержал разговор Данила, – дань была неприемлемо высокой, на развитие производства ничего не оставалось, задавили налогами товаропроизводителя.
Настя незаметно мигнув мне, фыркнула показав пальцем на нашего не в меру серьезного приятеля:
– Глянь, ученый выискался.
Данила только погрозил ей кулаком, но не стал затевать разборки. А Петр Петрович подозвал нас к столу, держа в руках монету.
– Смотрите, ребята вот медная монета. От времени медь чернеет, и приобретает зеленовато-ржавый оттенок. Мы сейчас ее опустим в уксусную эссенцию, пусть она сама очищается.
Петр Петрович вышел на кухню и принес бутылку с эссенцией. Вылив ее в литровую банку, он опустил в нее окислившуюся монетку. Как только монета легла на дно банки, наверх муравьями побежали точки-пузырьки.
– Уксусная эссенция, это уксусная кислота, – менторским тоном просветил нас с Настей добровольный ассистент Петра Петровича, Данила. Он стал, как горох сортировать монеты.
– Серебро, медь. Серебро, медь. Чего стоите, – прикрикнул он на нас, – стул подайте, сяду.
Мы уже с изумлением смотрели на нашего приятеля. Поразительная перемена произошла с ним за несколько минут. На наших глазах вырастал великий ученый. Данила сам, не доверив никому из нас несложную работу, бережно опустил остальные медные монеты в раствор уксусной кислоты. Медных монет оказалось – восемьдесят. Данила дал нам с Настей задание:
– Следите за ними, и через каждые пять минут напоминайте мне, буду их время от времени переворачивать, как блины.
Для серебряных монет в двухлитровую банку Петр Петрович вместе с Данилой выжали пару лимонов и добавили пол пачки питьевой соды. Монеты, семьдесят три раза, в банку своей рукой опускал Данила. Он не хотел признавать нас даже за рабочую силу. Настя как всегда съязвила.
– Тебя, ученый ассистент, не надо опахалом обмахивать?
Даниле было не до нас. Он слушал пояснения Петра Петровича. А тот, найдя благодарных слушателей, готов был до самой ночи изливать на нас свои неисчерпаемые знания.
– В обращение на Руси медная монета насильственно вводится практически с конца семнадцатого века. Помните по истории медные бунты? – спросил нас Петр Петрович.
Один Данила отличался великолепной памятью, поэтому он согласно и кивнул в ответ.